сейчас, у Паркина сохраняется огромное влияние, связи…
– И это позволяет ему избежать обязательных для всех полицейских процедур?
Беллингс вдруг сразу потерял весь свой лоск:
– Не глупи, Чарли! У тебя что, вырос зуб на это-то человека?!
Беседа закончилась на довольно повышенных тонах. Беллингс был раздражен тем, что его намеки не возымели должного воздействия; Уайклифф разозлился по другим причинам, более сложного порядка, в том числе и потому, что Беллингс вечно пытался манипулировать им ради того, чтобы заставить его изменить собственной старомодной порядочности.
Наконец Беллингс встал:
– Ладно, Чарли, в конце концов, это твое расследование.
– Ну да, разумеется.
Но про себя Уайклифф подумал: «Собака!».
Однако на самом деле его встревожило замечание Беллингса: «У тебя что, вырос зуб на этого человека?!» Конечно, было бы глупо думать, что он затаил на майора Паркина злобу. Истина была тоньше и сложнее. С одной стороны, тут было вынесенное еще из детства чувство превосходства
Он запланировал спокойный вечер у камина рядом с Хелен. Книжка или телевизор перед сном. Но он понимал» что если в таком раздерганном состоянии появится сейчас дома, то изведет и жену, и себя своими жалобами. Он позвонил домой.
– Это ты, Хелен? Боюсь, я буду попозже… Не успеваю с этой чертовой работой… Нет, не оставляй мне ужин, я тут по дороге перекушу где-нибудь…
В принципе, это было почти правдой – к концу дня на его столе всегда оставалась небольшая стопка документов, требующих внимания. Но если Беллингс.
Ах ты, черт!
Здание штаб-квартиры полиции постепенно опустело – конец рабочего дня. Автомобильные пробки постепенно рассасывались и наконец на автостраде установилось затишье, которое нарушали лишь одинокие машины, проносящиеся в центр или из центра. В начале восьмого Уайклифф потушил наконец лампу на своем рабочем столе. Сизоватый табачный дым медленно завивался в спираль, утекая к решетке кондиционера. Теперь Уайклифф почувствовал некоторое умиротворение и способность снова жить с людьми в едином пространстве. Так. Раз уж он просил Хелен не оставлять ему ужин, надо позаботиться о еде. Он позвонил в кафе на Бир-стрит и позвал Анну.
– Ну что ж, одну дополнительную порцию мы сможем приготовить. Вы когда приедете?
– Ну, часов в восемь.
Без четверти восемь он бросил ручку, сложил бумаги на столе и достал свой плащ из гардероба. Он стоял уже в дверях, когда звякнул телефон.
– Это звонит женщина из какого-то кафе на Бир-стрит, сэр. Говорит, она недавно с вами беседовала…
– Соедините.
– Господи, наконец-то до вас добралась! – Анна явно захлебывалась от возбуждения. – Он снова здесь появился – стоит прямо напротив, у антикварной лавки! Тот самый тип, что был здесь вечером в субботу… В дверь все звонит и звонит…
– Вы его видите?
– Да, он сейчас…
– Не вешайте трубку.
Уайклифф быстро прошел в информационный зал и по сетевой связи дал команду отправить на Бир- стрит патрульную машину.
– Задержите для допроса подозреваемого, который сейчас стоит у дверей антикварного магазина Клементов на Бир-стрит… – Уайклифф по внутренней связи соединился с Бюро информации и продиктовал приметы Уоддингтона, которые намертво засели у него в памяти, и снова вернулся к телефону, где ждала его Анна Блажек. – Так, Анна… Вы меня слышите? Вы его еще видите у дверей лавки? Скоро прибудут наши сотрудники…
Он глянул на часы – секундная стрелка быстро бежала по кругу… Анна сообщила, что мужчина теперь подошел к витрине и стучит по ней кулаком. Сколько он еще там простоит?
Наконец, Анна облегченно сказала, что приближается патрульная машина, а мужчина уходит прочь…
Уайклифф поблагодарил ее и снова связался с Бюро информации.
– Передайте им, чтобы подозреваемого привезли на Маллет-стрит.
Этот полицейский участок располагался в двух шагах от антикварной лавки.
Было без пяти восемь. Сержант Минз еще едет, должно быть, в лондонском поезде. Жаль… Уайклифф выбежал, сел в свою машину и поехал на Маллет-стрит.
Там уже был Керси.
– Я слышал разговор по рации в машине, – сказал он.
Для каждого существа имеется некая оптимальная обстановка, в которой ему комфортна Коале прекрасно живется на каучуковом дереве, а кондуктору – на высоком сиденье в салоне. Джордж Альфред Уоддингтон лучше всего чувствовал себя на табурете у стойки бара со стаканом двойного виски перед собой, и смазливой девицей рядом. В бесцветной обстановке полицейского участка его жизненный тонус стремительно падал.
– Итак, мистер Уоддингтон? Джордж Альфред Уоддингтон?
– Да, но я хотел бы знать.
По большому счету, Уоддингтон был непрезентабельным субъектом – сутулые плечи, серая кожа, костлявый… И тем не менее держал фасон, носил модные усы и бакенбарды.
– Скажите, где вы были, начиная с субботнего вечера?
Белесые глаза ничего не выражали.
– Субботнего вечера?
– Вы ведь именно тогда приехали сюда? На поезде из города, который прибыл в семь двадцать пять вечера, так ведь?
– Ну…
Нет, несмотря на свой опыт общения с полицией, Уоддингтон не стал умнее.
– Итак, где вы были, начиная с этого времени?
– Ну, в моем отеле… «Единорог», на Дюк-стрит.
– Судя по всему, вы не слушаете новости по телевидению, мистер Уоддингтон.
– Я не знаю, о чем вы говорите.
И как ни странно, Уайклифф более чем наполовину был уверен, что он действительно не знает. Ведь ни по радио, ни по телевидению почти ничего не было сказано по поводу этого дела.
– Застрелен Джозеф Клемент, а его брат исчез. Уоддингтон был совершенно очевидно потрясен этим известием, но попытался совладать с собой и переспросил невинным тоном:
– А кто это такие?
– Странно. Очень странно…Уайклифф выдержал стратегическую паузу и стал набивать свою трубку, – Вы ведь приехали с вокзала прямо к ним в лавку в субботу вечером, а сегодня вечером звонили в ту же дверь – Неужели же вы не знаете этих людей?
– Мне нечего сказать на это.
Спохватился наконец. Но уже поздно.
Настала очередь Керси:
– Речь-то идет о деле со стеклянными пресс-папье. Нам не надо ваших признаний, Уоддингтон, мы все
– Господи Боже! Вы что, хотите сказать, что я его убил?
