— Об-ру-чи-лись?!
— Да.
— Вы — с ним? С Фредди?
— Да.
Маркиз испытал к Мячу невольное уважение. Конечно, есть у него недостатки, но — прыток, прыток!
— Поздравляю! — воскликнул он, подавляя легкую дурноту. — Очень рад! Желаю счастья!
— Спасибо.
— Великое событие!
— О, да.
— Наверное, ног под собой не чуете?
— Не чую, — кивнула Мэвис и, радостно улыбнувшись, двинулась к двери.
Маркиз никак не мог бы сказать того же о себе. Кроме ног, он ощущал и сумку. На сей раз он поднял ее и рассеянно осмотрел.
Трудно рассматривать рассеянно сумку, в которой, судя по объему, лежит полмиллиона франков. Жену свою маркиз знал и помнил, что в казино она, как правило, дочиста обирает соперников.
Он опустился в кресло и пощупал подбородок. Не в силах отогнать настойчивую мысль, он открыл сумку, заглянул в нее — и тут у самого локтя появился искуситель.
— Я бы, — сказал искуситель, — не колебался.
— Да? — переспросил маркиз.
— Без всяких сомнений. Тебе нужны деньги на зонтичный клуб, Фредди их не даст, а значит…
— Резонно, резонно.
— И вообще, ты берешь их в долг. Пойдет дело с клубом, отдашь. А так, она все равно их потратит.
— Это верно.
— Ты ее, собственно, спасешь.
— Именно, именно.
— Можешь ли ты их взять? Да, можешь. Тебя никто не заподозрит. Ну, посуди: женщина оставляет сумку в баре казино. Тут бывают сотни людей.
— Да-да, ты прав.
— Конечно, я прав. И вот что, сунь деньги в карманы, а сумку положи за подушку. Вопросы есть?
— Нет, — отвечал маркиз.
Через мгновение он шел к выходу, карманы у него раздувались. В дверях он встретил Фредди.
— А, Мяч!.. — рассеянно промолвил он.
Фредди обдал его холодным взглядом, которым смотрят на гадов, если ты их не любишь, а они говорят тебе: «А, Мяч!»
Оказавшись на Promenade, Фредди внезапно вспомнил, что забыл на столике письма, и поспешил взять их. Он не хотел, чтобы все их читали.
Сунув письма в карман, он перечитал записку Терри с тем нездоровым чувством, какое велело жрецам Ваала утыкать себя ножами.
И записка, и вызванные ею мысли оставались прежними. Как ему показалось, что в него угодила водородная бомба, так казалось и теперь.
Нужна немалая сила духа, чтобы, обручившись с девицей, легко отнестись к еще одному обручению. Конечно, Бригем Янг[131] или там Генрих VIII[132] и ухом бы не повели, а вот от Фредди осталась только тень.
Быстро перебрав в уме соответствующие иски, он припомнил, что Арчи Биклс потерял 2000 долларов, равно как и Тодди ван — ну, этот. А по сравнению с ним Арчи и Тодди были практически нищими. Спасибо, если судьи не сдерут с него полмиллиона.
Именно в этот миг он увидел сквозь ту же мглу, какая скрывала недавно миссис Пеглер, мальчика в фельдмаршальской форме.
— Мсье Карпантэр? — осведомился мальчик.
Мгла немного поредела, и Фредди заметил, что дитя протягивает ему какой-то подносик. На нем лежал конверт, на конверте красовалось его имя. Он уныло открыл письмо, увидел первые слова, и зал залили сладчайшие звуки. Судя по всему, пели и ангелы, приятными звонкими голосами.
Поглядев на мальчика, он улыбнулся ему, охваченный нежностью. Ему захотелось спросить, как его зовут, какую кинозвезду он особенно любит и надеется ли в свое время стать президентом. Все это было невыполнимо из-за плодов Вавилонской башни, однако замена нашлась. Широко улыбаясь, он положил на подносик тысячу франков, и фельдмаршал Руритании[133] рассыпался в бурных и непонятных благодарностях. Фредди же, перечитав записку, возвел очи к небу.
Между ним и небом, у бара, стояла Терри, беседуя с барменом.
— Эй! — заорал Фредди во всю силу.
Терри и бармен беседовали о сэндвичах и молоке. Купив билеты и взяв из банка деньги, прекрасная американка испытала чувство, вызванное отчасти тем, что хищные птицы вообще разгулялись в этот день, терзая всем внутренности, отчасти же — тем, что она не ела с утра. Сердце ее было разбито, ничего не скажешь, но здоровые девушки в два-три часа дня все равно стремятся к сэндвичу. Тут бармен ее прекрасно понял, а вот насчет молока никак не мог поверить.
Крик Фредди удивил их обоих. Терри обернулась, нехотя двинулась к столику и села в то самое кресло, которое недавно почтил маркиз. Бармен, довольный тем, что не надо слушать всяких шуток о молоке, принялся протирать бокалы.
— Привет, — сказал Фредди. — Ничего денек.
— Дело вкуса, — ответила Терри.
— Прочитал вот вашу записку.
— Какую? Вторую?
— Ага. Что вы за меня не выйдете.
— Вы уж меня простите, — сказала Терри.
— Ничего-ничего, — радостно откликнулся Фредди. — Я женюсь на Мэвис.
— Правда?
— А то! Прямо так и предложил, у пятнадцатой лунки.
— Ну, Фредди, я очень рада!
— И я тоже. Вы больше ничего не писали?
— В каком смысле?
— Да мне. Что вы опять передумали.
Терри немного развеселилась. Ее всегда развлекали беседы с Фредди.
— Нет-нет. Полный конец.
— Это хорошо, — признал Фредди. — Сами понимаете, трудно жениться на двоих.
— Да уж, нелегко. Очень страдали?
— Хуже некуда. Ладно, не будем об этом говорить. Только одного я не понял — на что я вам нужен?
— Ну, Фредди, вы такой душенька!
— Может быть, но вы же любите Джефа.
Терри, как и миссис Пеглер, захотелось ударить его сумкой, но, как и миссис Пеглер, она себя обуздала.
— Когда вы станете старше, — кротко сказала она, — вы узнаете, что бывает несчастная любовь. Как говорится, безответная. Понимаете, у меня нет денег.
— Э?
— Ну, капля какая-то. Отец писал пьесы, одну вдруг вспомнили и поставили на телевидении. Я получила две тысячи долларов и решила их потратить в Мекке высшего света.
— Это где?
