— Расскажи мне толком, что случилось.
Мистер Клаттербак, с суровым укором глядевший с балкона на толстых купальщиков, один другого страшнее, услышал из комнаты пылкую французскую речь. Узнав голос Джефа, он слегка нахмурился. Ему казалось, все-таки, это немного безвкусно, даже невежливо. Однако тут же он понял, что беседует Джеф с комиссаром, человеком настолько темным, что он не знает английского. Заглянув в комнату, издатель увидел нос своего подопечного и окончательно его оправдал.
— Ну, знаете! — сказал он. — Этот издольщик времени не теряет. Вы напоминаете мне У.С. Филда.[142]
Джеф отрешенно на него взглянул. Клаттербак заметил в нем напряженность. И то сказать — кулаки сжаты, глаза мечут молнии, шрам побелел. Словом, вид у молодого писателя был опасный. Двухминутная беседа с комиссаром убедила его, что осмысленно только действие. Слово «действие» он толковал широко.
— Где Терри Трент? — спросил Клаттербак.
— В ванной. Моет глаза.
— Она что, плакала?
— Да.
— Не удивляюсь. А что тут творится?
— Мы с комиссаром поспорили. Он считает ее воровкой, а я — нет.
— Убедили его?
— Вряд ли.
— Стоит насмерть?
— Именно.
— Тогда готовьтесь к большой радости, — сказал Клаттербак. — Деньги украл маркиз.
Джеф дернулся.
— Сам сказал, — заверил Клаттербак. — Вот только что. Передайте комиссару, это потрясет его слабый разум. Какой, однако, гад, — прибавил издатель, пользуясь темнотой упомянутого чиновника.
— Истинное чудище. Напоминает одного шпика…
— Parlez francais, — предложил месье Бюиссонад, но тщетно.
— Нет,
— Он самый. История интересная, но мы в нее вдаваться не будем. За него не беспокойтесь, он на полпути в Бельгию, а там его не возьмут. Кстати, сколько ему лет?
Джеф задумался.
— Да так, шестьдесят с лишним.
— Очень уж он ловко спрыгнул. Прямо акробат. Ну ладно, к делу. Докладывайте комиссару и смотрите, что будет.
Поток французской речи издателю понравился, но, как ни странно, не вызвал желанного эффекта. Комиссар усмехнулся и пожал плечами. Это Клаттербака удивило.
— Ну, как? — спросил он.
— Не верит.
— Не
— Говорит, маркизы не крадут.
— Вот сноб собачий! Сказали вы, что ваш родитель спрыгнул с балкона, как ошпаренный кот, и мчится в сторону Бельгии?
— Конечно.
— А он не верит?
— Да.
Клаттербак свистнул.
— Что же вы будете делать?
— Знаете, у нас в маки я научился двум-трем штукам. Попробую их использовать.
— Каким это штукам?
— Способам, помогающим вывести кое-кого из строя.
Клаттербак его понял.
— То есть стукнуть?
— И связать. Вы не возражаете?
— Что вы, что вы! Ни в коей мере. А потом?
— Летим с Терри в Америку. У нее как раз есть билеты.
— В Америку, да? Загляните к моей супруге.
— Непременно.
— То есть вы ее не увидите, но через дверь поговорить можно.
— Замечательно! Поеду к ней с женой.
— Вы говорили, что не женаты.
— К тому времени женюсь.
— На Терри?
— На ком же еще?
— Это хорошо. Она мне нравится.
— А уж мне!
— PARLEZ FRANCAIS! — взревел комиссар. Клаттербак приветливо ему улыбнулся и оптимистично взмахнул рукой. Потом он снова стал серьезным.
— А эти ваши штуки сработают? — засомневался он.
— До сих пор не отказывали.
— Большой он очень…
— Бывали и побольше.
— Поймите меня правильно, — сказал Клаттербак, — я всецело за то, чтобы вывести его из строя. В жизни не видел человека, который бы в этом так нуждался. Даже среди авторов, и то… Я просто подумал, не попробовать ли сперва чего-нибудь другого.
— Чего именно?
— Прежде всего, тут требуется такт.
— Такт?
— Помните этого бармена, моего земляка? Он рассказал мне: часто, особенно по субботам, посетители несколько распускаются. По его словам, лучше всего на них действует такт. Сперва умягчаем жертву спиртным напитком. Я далеко не уверен, что шампанское не зачарует нашего противника.
Джефу показалось, что Клаттербак — наивный оптимист (если помните, именно так подумал издатель о маркизе). Кто-кто, а комиссар вряд ли поддастся шампанскому.
— Что ж, попробуйте, — равнодушно отвечал он.
— Пробовать нужно все, — назидательно промолвил Клаттербак, — это мой девиз.
И, налив бокал шампанского, он поднес его комиссару, который тихо сидел, сложив на животе руки.
— Шампань, мусье? — осведомился издатель. — Вулеву?[143]
Комиссар удивился. Конечно, он заметил вино, они все замечают, но не надеялся на угощение. Лицо его смягчилось; неприязнь к американцам дала первую трещину. Выпив бокал до дна, он отдал его Клаттербаку, а тот налил ему снова.
Джеф недоверчиво смотрел на пиршество любви.
— Ничего не выйдет, — сказал он.
— Может, смягчится?
— Нет.
— А вы посмотрите, что сейчас будет, — заметил издатель. — Сюда я бросил таблетку.
Джеф охнул, понимая, что недооценил находчивость дивного издателя. Вот так всегда. Пылкая