— О! — сказала Терри; что тут еще скажешь?
— Любовь и тяжкий труд, — дополнил свою речь маркиз. — Вот они, ключи счастья.
— У вас трудная работа?
— Zut![147] — воскликнул маркиз, не любивший этого слова, но что поделаешь? — Я этому рад, я счастлив. Жить стоит ради любви и ради труда, я всегда это говорил.
Тут официант принес кофе, стал наливать его, но, под суровым взглядом маркиза, не смог остановиться. По столику расплылось бурое пятно. Маркиз разразился речью, слишком быстрой для Терри. Судя по тому, что официант убежал с невиданной прытью, можно было предположить, что его послали за скатертью.
— Простите, ради всего святого! — вскричал метрдотель. — Новичок, ничего не умеет! Взял его из жалости. Да, непростительная слабость, но все же старый друг, князь Бламон-Шеври. Пойду, присмотрю. Ничего не умеет!
Он озабоченно удалился, а к столику тем временем подкатывался Клаттербак. Он был чем-то огорчен.
— Застали Джефа? — спросила Терри.
— Застал. Нет, какой змий!
— Расе, вы говорите о человеке, которого я люблю! Издатель тяжело опустился в кресло.
— Знаете, что он мне сказал?
— Нет, не знаю.
— Что я должен стыдиться! Жена больна, а мне, видите ли, понадобился какой-то покер. Это ваш Джеф так сказал. И отказался помочь. «Останьтесь с ней, — говорит, — развлеките ее, что-нибудь спойте, если надо — станцуйте. Утешайте ее и ублажайте хотя бы до тех пор, пока сыпь не исчезнет. Будьте примерным мужем, вот как я».
— Молодец!
— Кто?
— Джеф, конечно.
— Ничего подобного. Обычный подкаблучник. Ничуть не лучше комиссара. И зачем вы за него вышли, Терри Трент? Хотя, выбирать не из чего. Хватай, что дают.
— Вот именно, — сказала Терри.
Примечания
Один из ранних романов Вудхауза. Вообще-то он писал уже почти 20 лет, сперва — затерявшись среди многих, потом — обретя внезапную славу. Но примерно до 1925 года он мог бы оставаться «одним из…» — у него есть еще не все неповторимые черты, дающие ему право называться классиком. Если выделять десятилетие между временем, когда он «проснулся знаменитым» (1915) и началом т. н. «золотой поры» (1925), «Джилл» попадает как раз на середину и очень типична. Уже есть вудхаузовские легкость, тонкость, уют, но еще нет лаконизма и порой изменяет вкус. Скажем, любовные беседы были бы позже совсем иными. Через 53 года он сам удивлялся тому, что Фредди Рук гораздо больше похож на опереточного простака, чем на человека.
Однако, на наш взгляд, прелести в романе немало — Нелли с ее попугаем, доброта Фредди, и уют, уже близкий к тому, который чуть позже описан в «Билле» (Баттерси, Флик, собачка) и в других книгах «золотой поры». Считается, что пора эта кончилась в 50-х, но тут можно спорить, что мы нередко и делаем.
В 1931 году Вудхауз работал по контракту на студии «Метро-Голдвин-Майер» в Голливуде. Работа была необременительной, и Вудхауз, не привыкший к такому режиму, в свободное время занимался своими проектами, написал несколько рассказов, пьесу и большую часть романа «На вашем месте». В 1934 году Вудхауз вместе с Г.Болтоном (ему посвящено первое американское издание романа) переделали книгу в пьесу «Кто есть кто», которая, однако, не имела успеха. Как ни странно, Вудхауз считал, что некоторая неясность финала — достоинство, а не недостаток.
Чаще всего действие романов Вудхауза происходит в Англии и Америке. Здесь он, как и в романе «Переплет» (1932), помещает героев во Францию. Идея зонтичного клуба принадлежит Гаю Болтону (1884–1979). Вудхауз делил с ним гонорары от «Каникул», но скрывал это от жены, которая недолюбливала Болтона.
Название в подлиннике — 'The French Leave' — аналогично нашему «уйти по-английски», не прощаясь. Пришлось оставить другую аллюзию, благо фильм «Римские каникулы» вышел на экраны в 1953 году и был очень знаменит.
Н. Трауберг, М. Кузьменко
Примечания
1
2
3
4
