Конечно, у графа Дорма просто не совсем удачная манера или же он страдает каким-нибудь лицевым тиком, придающим его улыбке двусмысленное значение…
Как бы там ни было, Агравейн высказал твердое намерение не расставаться с доспехами и мечом, когда граф беспечно предложил отдать их слугам для полировки. Рыцаря смутило, что он не стал на этом настаивать.
Рассматривая предмет с философской точки зрения, сэр Агравейн понимал, что на самом деле его вооружение большого значения не имеет. Для громил из свиты его меч не опаснее зубочистки.
И он продолжил трапезу, полный дурных предчувствий.
Трапеза эта была обстоятельной, не перекус на работе. Начавшись рано, она закончилась в те часы, когда Агравейну уже хотелось спать.
Его комната была на самом верху восточной башни. Она ему понравилась, хотя, на критичный взгляд, слишком уж толсты решетки. Дверь была добротная, дубовая, прошитая железными скобами, а на окне темнел занятный узор из массивных железных прутьев.
Только Агравейн закончил тщательный осмотр, как в комнату вошла Ивонна, бледная и запыхавшаяся.
— Бегите! — прошептала она.
Если бы вам довелось провести ночь в мрачном замке, принадлежащем совершенно незнакомому человеку с бегающими глазками и приторной улыбкой, а зайдя к себе в номер, вы обнаружили бы крепкую дверь и окно с металлическим узором, и сразу после вашего открытия к вам забежала бы бледная и запыхавшаяся девушка, шепча «Бегите», вам бы это показалось немного странным. Показалось это странным и Агравейну.
— А? — сказал он.
— Бегите! — повторила она. — Бегите, сэр рыцарь!
В коридоре послышались шаги. Девушка испуганно оглянулась.
— Что здесь происходит?
В полумраке коридора показался граф Дорм. В его голосе слышались неприятные нотки.
— Ваша дочь зашла сказать, что завтрак будет… — начал Агравейн.
Фраза осталась незаконченной. Резким движением граф захлопнул дверь прямо перед его носом. С другой стороны послышался лязг ключей и скрежет засова. Он оказался в ловушке.
Тем временем снаружи граф схватил свою дочь за руку и в отеческом тоне устроил ей небольшой допрос:
— Что ты ему сказала? Ивонна не дрогнула.
— Я уговаривала его бежать.
— Если он захочет покинуть этот замок, — мрачно заметил граф, — он его покинет.
— Отец, я не могу!..
— Чего это ты не можешь?
— Не могу.
Он крепче сжал ее руку. С другой стороны двери слышались приглушенные удары по мореному дубу.
— Да? — сказал граф' Дорм. — Не можешь? Хорошо, а теперь послушай. Никуда ты не денешься. Конечно, жаль, что не нашлось кого-нибудь получше…
— Отец, я люблю его.
Он отпустил ее руку и озадаченно взглянул на нее в неровном свете факелов.
— Любишь?
— Да.
— М-дэ… Ну хорошо. Не поймешь этих женщин! — заключил он и отправился вниз по лестнице.
Пока проходили эти загадочные переговоры, Агравейн, поняв всю обоснованность своих опасений, колотил в дверь. Несколькими минутами позже он осознал, что дверь не разломает, и сел на кровать, чтобы обдумать положение.
Не имея намерения обманывать уважаемого читателя, скажем, что главной его эмоцией было несказанное облегчение. Все говорило в пользу той теории, что никакого дракона нет, и ему не надо страдать, ибо он никогда не боролся с чудовищами, имеющими привычку пожирать неудачливых рыцарей. Вся эта затея не нравилась ему с самого начала. Хотя он и был готов к испытанию, но мысль о его отмене ему понравилась.
Внимание его обратилось к неопределенному будущему. Это заключение могло означать одно — финансовые потери. Но он был богат, и это его не беспокоило. Когда ситуация переходит в чисто деловые рамки, всегда есть возможность договориться.
Как и подобает истинному философу, он решил, что дальше сидеть не стоит, и спокойно лег спать.
Когда солнце уже пробивалось сквозь оконную решетку, его разбудило появление великана, принесшего ему завтрак.
Он различил в нем одного из громил, сидевших вечером на другом краю стола. Вся его внешность — густая рыжая шевелюра, мохнатые брови, сильно косящие глаза — говорила о том, что ее обладателю вообще нет необходимости разговаривать. На все попытки завязать беседу он отвечал только ворчанием и вскоре покинул комнату, закрыв за собой дверь.
Вечером его заменил другой, примерно такого же размера и такого же уродства. Все его отличие заключалось в том, что он даже не ворчал.
Приятная беседа, судя по всему, была не в ходу у слуг этого замка. Следующий день прошел без инцидентов. С утра еду принес рыжий ворчун, вечером — рыжий молчун. Жизнь текла мирно, но несколько однообразно. Вскоре Агравейн пришел к заключению, что было бы неплохо ее немного разнообразить.
И ему это, кажется, удалось.
Он уже собрался заснуть, как за дверью послышались сердитые голоса, и он напряг внимание. По- видимому, происходило что-то странное.
Наконец ему удалось разобрать слова:
— С кем я видел тебя на дороге?
— С кем ты видел меня на дороге?
— Кто это с тобой шел?
— А кто с тобой шел?
— А почему со мной кто-то шел?
— А почему со мной кто-то шел?
Значение всех этих фраз осталось для Агравейна полной загадкой. На самом деле, ему посчастливилось услышать первый разговор, положивший начало последующему расцвету мюзик-холла. Многие годы спустя схожие строки стали известны всей Великобритании, от столицы до самых глубин, но в те времена диалог остался незамеченным.
Голоса становились все громче, и посвященному слушателю было бы понятно, что скоро в ход пойдут кинжалы, эти неуклюжие предшественники полицейских дубинок. Но для Агравейна, в этих делах неопытного, последующие события явились полной неожиданностью. Сначала он услышал звук приглушенного падения, затем шаркающие звуки, стоны и, наконец, тишину.
После этого, к своему удивлению, послышался лязг отпираемого засова.
Дверь распахнулась, и в проеме показалась женская фигура, а за нею бесформенная масса, в которой он верно опознал останки своих тюремщиков.
— Это я, Ивонна, — сказал женский голос.
— Что случилось?
— Я их перессорила. Они такие ревнивые… Я им просто сказала… и вот, пожалуйста!
Она взглянула на груду тел и невольно поежилась. Агравейн понимающе кивнул.
— Жаль, что кухарка останется без жениха.
— Мне все равно. Я сделала это для вас. Идемте. Мы теряем время. Я вас спасу.
Человек, запертый на два дня в маленьком помещении, охотно принимает приглашение размять свои кости. Он молча проследовал за ней, и под покровом темноты они вместе прокрались до зала. Откуда-то
