на минуту не забываешь, что мы тратим свои собственные деньги, на которые можно купить домик с прачечной… Ну да, в том-то и дело, Филлмор, дорогой. Кажется, я тебе уже говорила.
Салли стало жаль Филлмора. Он сидел, опершись подбородком на руку и угрюмо глядя перед собой — просто Наполеон на Эльбе. Несомненно, он мечтал взять мисс Винч за шиворот и загнать ее на вершину славы и этот проект был дорог его сердцу.
— Что ж, как хочешь, — сказал он убитым голосом. — Говорить больше не о чем.
— Как это, не о чем? Поговорим о твоем ревю. Хорошенькое дело!
Филлмор вскочил на ноги и ударил по столу раскормленным кулаком. Терпению человеческому бывает предел.
— Нет, не хорошенькое! Господи! Это уж слишком! Я не намерен терпеть, когда в мои дела вмешиваются. Связывают мне руки… Не допущу! У меня широкие перспективы и… и… широкие перспективы… Я вынашиваю планы и… планы… я их вынашиваю… Оттачиваю детали… И что? Две бешеные девицы вламываются ко мне в кабинет, как раз когда я пытаюсь сосредоточиться и… сосредоточиться… Не потерплю! Советы — пожалуйста, вмешиваться — нет. Я… Я… Я… И постарайтесь запомнить!
Дверь с треском захлопнулась. Вихрь пронесся через приемную, и раздался еще один удар, послабее. Шаги замерли в дали коридора.
Салли потрясенно взглянула на мисс Винч. Воинственный Филлмор — это было что-то новенькое.
Мисс Винч разворачивала очередную жвачку.
— Какой он милый все-таки, — сказала она. — Надеюсь, он не возьмет эти, мягкие, — пробормотала она, вдумчиво жуя.
— Мягкие?
— Сейчас он вернется с коробкой конфет, — объяснила мисс Винч. — И ведь так и знай, возьмет эту размазню с кремом! Сколько раз я ему говорила, что люблю другие. Что ж, пока ясно одно. Он крепко вбил себе в голову эту затею. Пляшет и поет в лучах солнца. Тяжело будет спустить его на землю. — Она легонько вздохнула. — Когда отзвонят свадебные колокола, мне бы хотелось, чтобы у него все-таки хватило денег на квартиру. — Она в раздумье пожевала. — Не то, чтобы для меня это было очень важно, я буду рада двум комнаткам и кухне, если там Филлмор. Ты и представить не можешь: я на нем просто сдвинулась. — Ее веснушчатое лицо просияло. — Прямо, как наркотик. Налюбоваться на него не могу. А самое смешное, я ведь прекрасно вижу, что он полный болван. Какой же он болван! Сама знаешь! Вот что мне в нем нравится. И еще, как он шевелит ушами, когда волнуется. Из болванов получаются самые лучшие мужья. Соберешься замуж, выбирай болвана. Сперва стукни его по лбу, и если звенит, не раздумывай. Семейная жизнь не ладится, если у мужа есть мозги. Для чего они мужчине? Один вред. — Она остановилась и внимательно пригляделась к Салли. — Что ты делаешь с кожей?
Говорила она так торжественно и серьезно, что Салли рассмеялась.
— Что я делаю с кожей? Просто ношу на себе.
— Надо же, — с завистью проговорила мисс Винч. — Хотелось бы мне иметь такой цвет лица. Вот чертовы веснушки! В восемь лет у меня уже была самая полная коллекция на всем Среднем Западе, а с тех пор экспонатов добавилось. Некоторые говорят, надо их лимонным соком. Моим, что ни дай, все проглотят и добавки попросят. По-моему, от них одно поможет — отпилить голову.
— А чем они тебе так мешают?
— То есть как это чем? Какой разумной девушке хочется ходить, как передвижная выставка?
— Вот глупости! Филлмор без ума от веснушек.
— Он тебе так и сказал? — спросила мисс Винч с интересом.
— Не в таких словах, но по глазам видно.
— В общем-то он их видел, когда делал мне предложение. И потом, вряд ли женская красота для него много значит, а то он не выбрал бы меня. Все равно, ужасно неприятно, когда берешь журнал и видишь рекламу крема: «Ваш муж охладел к вам. Можно ли его винить? Разве вы пытались избавиться от этих безобразных пятнышек?» Это же прямо обо мне. Хотя я не замечала, чтобы Филлмор ко мне охладел, так что, может, все в порядке.
Когда через несколько дней, вернувшись из Чикаго, Рыжик зашел к ней в гости, Салли встретила его в подавленном настроении. Размышляя о недавней сцене, она понимала, что дела обстоят хуже, чем она предполагала. Это дурацкое ревю, которое она считала нечаянной вспышкой безумия, оказалось всего лишь образчиком того, что ее заблудший брат намеревался совершить, отдельным примером, случайно отобранным из целого набора безумных схем. Сомнений в этом теперь уже не оставалось, Филлмор решил действовать энергично и с размахом. Переубедить его Салли не могла. Унизительная мысль! За все эти годы она настолько привыкла руководить им, что этот бунт против ее власти заставил ее почувствовать себя беспомощной и неполноценной.
А деньги на все это давал Брюс Кармайл… Непонятно отчего, Салли понимала: когда (на «если» у нее не хватало оптимизма) он их потеряет, она окажется некоторым образом в долгу перед ним, словно все произошло по ее вине. Ей совершенно не хотелось быть в долгу перед мистером Кармайлом.
Рыжик сказал, что заглянул на тот случай, если ей захочется опять все переставить, однако у Салли совсем не осталось замечаний. Теперь ее занимали дела, куда более обременительные. Усадив Рыжика в кресло, она принялась изливать ему свои беды. Беседа с ним ее успокаивала. В мире, где после краткого затишья вновь наступил хаос, он казался основательным, что утешало.
— Я бы не волновался, — заметил Рыжик, спокойный, как мисс Винч, после того, как Салли изобразила ему неистового Филлмора на фоне разорительных ревю.
— Легко вам так говорить, — воскликнула она. — Как же тут не волноваться? Филлмор — совершенный младенец. А теперь еще валяет дурака. Окончательно потерял голову. И остановить его я не могу! Вот что самое ужасное. Раньше стоило мне посмотреть ему в глаза, и он, поджав хвост, уползал к себе в корзинку, а теперь я как будто никакого влияния на него не имею. Только фыркает и опять бегает кругами, изры-
гая пламя.
Рыжик попытался обратить ее внимание на светлую сторону.
— Я думаю, вы преувеличиваете. Я хочу сказать, вполне вероятно, он нашел какого-то лопуха… То есть, может, ваш брат не все расходы взял на себя. Может, поблизости оказался какой-нибудь там Джонни с пухлым бумажником. Это часто бывает. В газете читаешь, что такой-то продюсер ставит спектакль, а на самом деле банкноты отсчитывает какой-нибудь тип, который остается в тени.
— В том-то и дело! Все хуже некуда. Филлмор сказал, что деньги дает ваш кузен мистер Кармайл.
Это крайне заинтересовало Рыжика. Он подпрыгнул на стуле.
— Вот это да! — воскликнул он.
— Именно. — Салли по-прежнему волновалась и все же была довольна, что ей наконец-то удалось поколебать его невыносимую бесстрастность.
Рыжик хмурился.
— Это уж слишком! — заметил он.
— Я тоже так думаю.
— Мне это не нравится.
— И мне.
— Знаете, что я думаю? — сказав он, со свойственной ему прямотой набрасываясь на эту деликатную тему. — Он в вас влюбился.
Салли вспыхнула. Она уже поразмыслила над имевшимися уликами и пришла к такому же заключению, однако смутилась, услышав это от кого-то еще.
— Я знаю Брюса, — продолжал Рыжик, — и поверьте, он не из тех, кто без причины пустится на риск. Денег, конечно, у него тонны. Его папаша был тот самый Кармайл из «Кармайл, Брент и K°» — угольные шахты в Уэльсе, и все прочее… Думаю, он оставил ему около тысяч пятьсот. Да мой кузен вообще может не работать, если не хочет. Конечно, ему по средствам субсидировать все спектакли, какие ему понравятся. Только это на него совсем не похоже, в том-то и штука. Он такого делать не станет, нет у него спортивного духа. Помню, всю Семью натравил на меня, когда узнал, что я проиграл кое-что на скачках. Если он и
