вправду раскошелился на такое рискованное предприятие, тут что-то есть, помяните мое слово. А я не вижу другого объяснения, кроме… Ну, то есть, стал бы он так делать просто, чтобы ваш брат считал его отличным парнем и другом?
— Да вряд ли, — согласилась Салли. — Ну, хватит об этом. Расскажите лучше, как вы съездили в Чикаго.
— Хорошо. Но позвольте еще пару слов про этого мота. Я не понимаю, каким образом это все касается вас. Вы же помолвлены с другим. Когда Брюс подкатит к вам и скажет: «Не желаете ли?» — вы просто ответите, что он промахнулся и может отчаливать. Вручаете ему шляпу, и он уходит.
Салли неловко рассмеялась.
— Думаете, все так просто? По-вашему, девушкам это нравится? Да что там обсуждать. Это ужасно, и разговорами тут ничего не решишь. Так что давайте сменим тему. Как вы съездили в Чикаго?
— О, хорошо. Довольно грязный город.
— Все так говорят. Но вам-то что, вы же из Лондона.
— Да нет, мне ничего. Вообще-то я неплохо провел время. Посмотрел пару спектаклей. Ходил на них как представитель вашего брата. Ничего, хорошие. Кстати, удивительно, с кем только не столкнешься, когда вот так мотаешься.
— Вы говорите так, словно прогуливались по улицам с закрытыми глазами. Встретили кого-нибудь знакомого?
— Одного типа, которого не видел много лет. Вообще-то мы вместе учились в школе. Такой Фостер. Хотя вы его, наверное, знаете. По крайней мере, имя должны были слышать. Он написал пьесу, на которую ваш брат дал деньги.
У Салли подпрыгнуло сердце.
— Так вы видели Джеральда… Фостера?
— Столкнулся с ним как-то вечером в театре.
— И вы правда учились вместе.
— Да. Он даже был со мной в одной команде в последнем классе, тоже играл в регби.
— Тоже полузащитник схватки? — спросила Салли, улыбаясь.
Рыжик остолбенел.
— Двух полузащитников схватки в команде не бывает— сказал он, потрясенный ее неосведомленностью. Полузащитник схватки — это такой полузащитник, который участвует в схватке и…
— Да, вы мне уже объясняли в Ровиле. Так кем же тогда был Джеральд… мистер Фостер? Шесть и семь восьмых, или что-то вроде?
— Он был крайний трехчетвертной, — ответил Рыжик с подобающей серьезностью. — Довольно быстрый и верткий, однако делать обратный пас в центр так и не научился.
— Какая неприятность! — посочувствовала Салли.
— Если на крайнего трехчетвертного бежит крайний из другой команды, а сбоку его прижимает пятнадцатый номер, — горячился Рыжик, — единственное, что ему остается, если он не хочет вылететь в аут, дать обратный пас.
— Понимаю, — сказала Салли. — Как же я сама не подумала. Наверное, вы ужасно обрадовались встрече. Столько всего надо было обговорить.
Рыжик тряхнул головой.
— Да не так уж и много. Мы никогда особо не дружили. Видите ли, этот Фостер был просто гнида.
— Что!
— Гад, — пояснил Рыжик. — Дрянь. С ним у нас мало кто общался в школе. Лично я его всегда не выносил.
Салли окаменела. Вплоть до этого момента Рыжик ей нравился и когда-нибудь потом, несомненно, понравится снова, однако, услышав эти слова, она обнаружила, что смотрит на него с нескрываемой враждебностью. Да как он смеет сидеть тут и говорить так о Джеральде?
Ничего не подозревавший Рыжик, между тем, раскуривал сигарету и развивал свою тему:
— Странно все-таки в школе. Обычно если человек отличился в спорте — играет в крикет, или регби, или еще что, — популярности ему просто не избежать. А вот эта гнида Фостер как-то Умудрился, никто его особенно не любил. Конечно, были у него какие-то приятели, но вообще ребята его избегали. Возможно, потому что он немного важничал… задирал нос, знаете… Лично я с ним не общался, потому что он был нечестным. Конечно, это не сразу замечаешь, надо пожить с человеком какое-то время, но мы-то с ним прожили под одной крышей…
Салли удалось сдержаться, хотя голос у нее немного дрожал.
— Должна заметить, — сказала она, и тон ее насторожил бы Рыжика, не будь он так занят, — что мистер Фостер — большой мой друг.
Однако Рыжик по-прежнему пытался прикурить; занятие не из легких, когда от окна тянет сквозняком. Голову он наклонил, а руки сложил коробочкой, которая наполовину скрывала его лицо.
— Послушайтесь моего совета, — бормотал он. — Не связывайтесь с ним. Гнусный тип.
Говорил он с рассеянной медлительностью человека, погруженного в дело, и Салли больше не могла сдерживать пылавший внутри огонь.
— Может быть, вам интересно узнать, — сказала она, выстреливая слова сквозь сжатые зубы, — что за Джеральда Фостера я выхожу замуж.
Голова Рыжика медленно появилась из сложенных чашей рук. В его глазах застыло удивление и какой-то ужас. Сигарета безвольно свисала изо рта. Ничего не говоря, он сидел, ошеломленно уставившись на Салли. Спичка обожгла ему пальцы, он вздрогнул и выронил ее. Резкая боль словно разбудила его. Он заморгал.
— Вы шутите, — тихо проговорил он, и в голосе его была какая-то тоска. — Этого не может быть.
Салли раздраженно пнула ногой стул, на котором сидела. В этих словах ей послышалось осуждение. Он осмеливался критиковать…
— Очень даже может!
— Гримаса отчаяния исказила лицо Рыжика. Он не мог решиться. Наконец, с видом человека, который подготовился к ужасному, но неизбежному испытанию, он заговорил хрипло, больше не глядя на Салли, опустив глаза к спичке на ковре. Она все еще дымилась, и он машинально придавил ее каблуком.
— Фостер женат, — сказал он коротко. — Он женился за день до того, как я уехал из Чикаго.
Рыжику показалось, что в наступившей тишине, которая наполнила комнату живым присутствием, оборвались даже звуки, доносившиеся с улицы, как будто слова его были заклинанием, отрезавшим его и Салли от остального мира. Только маленькие часы на каминной полке тикали, тикали, тикали, колотились, как испуганное сердце.
Он уставился прямо перед собой. Все мышцы одеревенели. Он не мог шевельнуться, как иногда случалось с ним в кошмарах, и ни за какие сокровища Америки не согласился бы поднять глаза, посмотреть Салли в лицо. Он видел ее руки; пальцы впились в ручки кресла, суставы побелели.
Горько упрекая себя за неловкость и бестактность — нельзя было обрушивать на нее эту новость так внезапно, — он, как ни странно, испытывал что-то вроде радости. Никогда прежде он не был так близок с ней. Словно барьер, стоявший между ними, рухнул.
Что-то зашевелилось… Это была ее рука. Пальцы медленно разжались, вновь стиснули ручки кресла, потом как бы с сожалением отпустили. По жилам опять текла кровь.
— У вас сигарета потухла.
При звуке ее голоса, внезапно нарушившего тишину, Рыжик вздрогнул, как от удара.
— О, спасибо!
С усилием он чиркнул спичкой. Она шумно вспыхнула. Рыжик поспешно задул ее, и жуткая тишина вновь повисла над ними.
Он машинально затянулся. На мгновение он увидел лицо Салли — бледные щеки, горящие глаза,
