стиль. Почему же тысяча человек бросает все и следует в джунгли за человеком, утверждающим, что он 'воплощение', одновременно, Христа и Ленина! И когда он приказывает им стать в очередь и пить яд – становятся и пьют? А 'охранники' с ружьями убивают сопротивлявшихся, прежде чем убить себя? Ужас в том, что все это не вн е нашей цивилизации, а внутри ее, хотя и протест против нее. Это она изнутри живет утопией , верой в рецепты окончательного счастья, отрицанием, игнорированьем страдания, смерти, всякого 'discomfort'1 . И потому – изнутри порождает страх, insecurity2 , жажду еще более 'тотальной' утопии. Это, таким образом, не вы-
1 'неудобства' (англ.).
2 неуверенность (англ.).
441
падение из нее, а ее порождение, договариванье до конца того, что в ней заложено, чем она живет. И это также плод разложения христианства, поляризации его между 'социальным утопизмом' и 'филантропией', с одной стороны, черным апокалиптизмом, с другой… Иными словами, все та же трагическая двусмыслица 'религии', плата за ликвидацию 'богословия' в глубоком смысле этого слова. Люди, не спрашивающие больше, 'кто Иисус и что?', а называющие 'Иисусом' то, во что они верят. И чувство такое, что все это цветочки, а ягоды еще впереди…
В субботу и вчера – в Монреале на первом храмовом празднике 'миссии'. Страшный мороз и солнце. Заснеженные улицы. В субботу, по приезде, прошелся по центру города, уже елочному, праздничному, все-таки, несмотря на все, – живому и жаждущему радости.
'Се que je crois' Frangoise Giroud1 . Умственная нищета атеизма, особенно поразительная у несомненно умной, несомненно широкой и щедрой женщины. И страшная ответственность за эту нищету самой Католической Церкви, то есть той схоластики, юридизма и культизма, к которому официальное христианство было 'сведено' на протяжении веков…
Четверг, 30 ноября 1978
Тридцать два года со дня рукоположения в священники.
В связи с книгой F.Giroud, в связи с тем, что пишут о трагедии в Гайане (вчера – 'Нью-Йорк тайме' – выдержки из писем членов секты к Джиму Джонсу, а в 'Nouvel Observateur' – всяческие 'выводы'), думаю, в чем роковая ошибка христианской истории: не в том ли, что 'логически', 'методологически' – христианство выводят из религии, как 'частное' из 'общего', и это значит – сводят его к религии даже тогда, когда утверждают его как 'исполнение', 'завершение' и т.д. религии. Тогда как, по существу и на глубине, оно есть не столько 'исполнение', сколько отрицание и разрушение 'религии', откровение о ней как о падении, как о результате и, должно быть, главном проявлении 'первородного греха'. Наше время есть время возвращения к религии, но никак не к христианству – и вот уже 'цветочки': Гайана, Мун и т.д. Мне могут сказать: не есть ли это отрицание религии, то есть, прежде всего, 'священности' и 'медиации', – квинтэссенция Реформации – от Лютера и Кальвина до Карла Барта? Нет – и доказательством этого 'нет' служит то, что радикальные секты, вроде джонсовской, рождаются неизменно внутри и из недр как раз протестантизма. Почему? Потому, думается мне, что протестантизм, думая, что он очищает христианство от языческой заразы, на деле был уничтожением эсхатологии христианства. Как смерть и страдание Христос не уничтожил, а 'попрал', то есть изнутри радикально изменил, из поражения сделал победой, претворил , так и религию он 'претворил', а не разрушил. Претворил, не только наполнив ее эсхатологическим содержанием, но и саму ее явив, сделав таинством Царства Божьего. Ибо грех религии, точнее, религия как грех не в чувстве и опыте 'священного', а в имманентизации
1 'Во что я верю' Франсуазы Жиру (фр.).
442
этого священного, в отождествлении священного с тварным . Мир сотворен как общение с Богом, как восхождение к Богу, сотворен для одухотворения, но он не есть 'бог' и потому и одухотворение есть всегда также и преодоление мира, освобождение от него. Мир, таким образом, есть 'таинство'. Роковая ошибка протестантизма в том, что, справедливо восстав против 'имманентизации' христианства в средневековом католичестве, он отверг 'таинство', не только религию как грех и падение, но и 'религиозность' самого творения. Церковь есть совокупность 'спасенных', но спасенных 'индивидуально' (я спасен!), так что их спасение ничего не означает для мира, ничего в нем не 'творит', не есть спасение мира , совершающееся в спасении каждого человека. Церковь, иными словами, становится сектой . Сектой одержимых 'спасением', спасением, так сказать, 'в себе', без отнесенности как к 'миру', так и к 'Царству Божьему'. Отрекшись от космологии, протестантство отрекается тем самым и от эсхатологии, ибо у человека нет иного 'символа', иного 'таинства', то есть знания Царства Божьего, кроме 'мира', так что спасение его есть всегда и спасение мира, знание Церкви как присутствие 'новой твари'. Но этот опыт 'спасенности', поскольку он, в сущности, не имеет никакого содержания кроме этой 'спасенности', неизбежно начинает наполняться, можно сказать, почти любым содержанием. 'Спасенный' должен 'спасать' . Секта всегда активна и всегда максималистична, она живет надрывом спасенности и спасания. Поскольку у спасения и спасания этого нет никакого ни космического, ни эсхатологического горизонта, нет духовной глубины, нет духовного знания ни мира, ни Царства Божьего, объектом его становится прежде всего то зло или тот грех , от которого нужно спасать, в 'уничтожении' которого состоит спасенность. Это может быть алкоголь и табак, это может быть капитализм и коммунизм, это может быть буквально что угодно. На этом уровне секта приводит к морализму, 'социальному евангелию', к устройству 'prayer breakfast'1 для банкиров, которые, если они ощутят себя 'спасенными', будут лучшими банкирами, лучшими капиталистами и т.д. 'The Cause!'2 . В пределе – на этом уровне – секта превращается в 'agency'3 (the churches, the synagogues and other agencies4 ) – филантропическую, гуманитарную, антирасистскую и т.д. Но даже и на этом уровне в секте обязательно заложен микроб радикализма . Заложен потому, что, отождествляя зло с чем-то конкретным, ощутимым и обычно действительно злом , абсолютизируя это конкретное зло, секта легко мобилизует, ибо мобилизует против , а не за . Уже сам опыт спасенности , проводя ясную черту между спасенными, то есть хорошими, и не спасенными, то есть злыми, делает жизнь секты, так сказать, 'негативной', направленной на осуждение и обличение. Даже безостановочное 'биение себя в грудь', характерное для современного протестантизма, безостановочное и публичное покаяние, приносимое 'третьему миру', minorities3.
1 приема, на котором произносятся проповеди и читаются общие молитвы (англ.).
2 Общее дело, цель (англ.).
3 организацию, учреждение (англ.).
4 церкви, синагоги и другие учреждения (англ.).
5 меньшинствам (англ.).
443
'бедным' и т.д., порождается, в сущности, потребностью иметь 'чистую совесть', то есть основной признак 'спасенности'. Обличая – не себя, а 'Церковь', или 'белое общество', или что другое, – 'спасенный' чувствует себя 'хорошим'.
Но вот на 'низком' уровне этот радикализм и пробивается наружу и оказывается логическим завершением секты. Ибо если протестантизм, с одной стороны, спасенностъ индивидуализирует, в том смысле, что делает ее 'личным' спасением, он, с другой стороны, опустошая спасенность от всякого 'космического' и 'эсхатологического' содержания, делает человека предельно одиноким, оторванным, отъединенным от мира, от истории, от Царства Божия. И вот секта оказывается, парадоксальным образом, спасением от одиночества, но ценой полного растворения личности в 'секте', в 'культе'. Секта объединяется вокруг спасител я, вокруг
