лидера, его сила укоренена в ее слабости. Он определяет the Cause, он руководит борьбой, он знает, отдайте свою волю ему. И вот в до конца 'секуляризованном', это значит – до конца 'десакраментализированном', до конца 'деэсхатологизированном', мире являются спасители: Мун, Джонс, кто угодно. И девятьсот человек послушно выстраиваются у бочки с цианистым калием, чтобы умереть… Все связано, все ведет ко всему. 'Блюдите, како опасно ходите…'
Канун Льяниной операции. Вот уже почти десять дней, что мы здесь – она в [больнице] John Hopkins Hospital, я – напротив, через улицу, в [гостинице] Sheraton Inn. Тьму и свет этих дней нельзя описывать. Знаю только, что равных или даже подобных им у меня не было в жизни.
Третий день после операции
Чтение биографии Менкена (Charles A. Fecher 'Mencken. A Study of His Thought'
1 Еф.5:15.
2 Удаление большой опухоли на ушном нерве (доброкачественной).
3 горй имеем сердца (лат.).
4 Чарльз А.Фечер 'Менкен. О его взглядах' (англ.).
444
'Признание' Америкой Китая. Специальный номер 'Le Point' о стихийном росте ислама в мире. Статья в 'L'Express' о катастрофическом падении рождаемости в 'белом' мире, особенно в Европе. Кошмар Джонстауна и идиотские объяснения… Чувство надвигающегося кризиса… И ничтожество во всем этом христианского 'писка' (два номера иезуитской 'America', в которых авторы из кожи лезут, чтобы доказать, что они, в сущности, совсем не религиозны, а все дело в social concern
Письмо от Никиты [Струве] с его объяснением смерти Вани Морозова. Письмо умное и, мне кажется, верное. Надо будет переписать его здесь.
Волна любви, внимания, молитвы, которую с такой силой ощущали мы эти дни. Все то же Царство…
Еще о госпитале: это 'микрокосм', в тысячу раз более реальный, чем 'нормальный' и здоровый мир, окружающий его. Тут все заняты 'главным', и это главное –
Чтение газет… Помню, Эммануэль Мунье когда-то где-то писал, что газет читать не нужно. Но это неверно. Для меня чтение газет (особенно тут, в вынужденном безделье) всегда источник размышлений, 'контакт' с реальностью, в которой мы живем, та необходимая 'поправка на реальность', вне которой все 'идеи' и 'решения проблем' отвлеченны, беспочвенны. Чем живет человек сейчас, сегодня? И 'как дошел он до жизни такой'? И почему? Для размышлений над этими вопросами газета – сущий клад, хотя и страшный…
1 социальных заботах (англ.).
2 вовлеченности (англ.).
445
Ужин вчера у местного священника. Чудный, чистый молодой человек, прелестная матушка. Но вот что меня поражает: он уже пять лет в Балтиморе и ничего не знает об этом городе. Я знаю, знал о нем еще до приезда сюда в сто раз больше. Никакого интереса к прошлому, откуда, как все это возникло. Его интересует только его приход, и больше ничего. Беспочвенность подавляющего большинства американцев меня всегда удивляет.
Читал вчера вечером в 'Нью-Йорк тайме', в научном отделе, статьи (двух женщин) о состоянии в современной науке вопроса о различиях мужчины и женщины. Все довольно сбивчиво, неясно и с 'поспешными обобщениями'. Но главное – это предвзятое желание доказать, что разница случайна 'биологически' и детерминирована 'социально'. Чудовищная глупость и одержимость всякого 'эгалитаризма'. Под каким 'прессом' такого рода мы живем! Одно утешение – что этого беснования небольшого числа женщин подавляющее большинство их просто не замечает.
Сегодня уезжаю из Балтимора. Эти две недели, я знаю, одни из самых решительных в нашей с Л. жизни.
В среду вечером вернулся из Балтимора, сегодня съездил туда и обратно на автомобиле. По госпиталю иду, как по своему дому, но уже этот мир, такой особый, мучительный, тяжелый, но и светлый, мир, в котором провели мы эти недели, отрывается и уплывает, хотя Л. еще и там. Но вот 'все позади', и так быстро привыкаешь к тому, что на деле – чудо и милость Божия. И, однако, все еще 'нормальный' и 'здоровый' мир кажется нереальным, и все еще ясно – что настоящая борьба, настоящие победы и поражения только вот в этом – необъяснимом, но таком реальном – страдании.
Жизнь за эти недели вышла из колеи, не знаю, за что взяться. В среду вечером служил первое повечерие предпразднества с трипеснцем. Вчера – в городе, в квартире, в банке. Днем – пытался хотя бы разобрать хаос и кипы писем на столе у себя в семинарии. Но такое чувство, что сил нет, что нужно снова 'привыкать' жить.
Один дома. Солнце. Холодно. Пишу, чтобы 'втянуться'. Утром Литургия 'субботы перед Рождеством': с этой службой и с повечериями начинаю чувствовать нарастание праздника.
Службы прошли чудно, чувство такое – что лучше, чем когда бы то ни было. Три дня исповедей. Все время в контакте с Л. Но под боком – Анюша, и это очень уютно.
446