1 Жана Даниэля 'Оставшееся время' (фр.).
2 'Есть люди, которые ставят перед вами вопрос, в чем смысл жизни. И есть другие, как он, которые дают смысл этой жизни'. [Стр.229:] 'Правыми считаются те, кто покоряется природе; левыми те, кто прикладывает усилия, чтобы эту природу исправить' (фр.).
3 Слова из стихотворения Ф.Тютчева 'Есть в осени первоначальной'.
4 'Сладостное царство земли' (Бернанос) (фр.).
растворение страха, печали уныния? И одно желание: пронести это чувство нерасплесканным, не дать ему засохнуть, выдохнуться в суете. Почти (но только почти, увы) начинаешь слышать : 'Для меня жизнь – Христос и смерть – приобретение…'1 . Как же жить? Собирать жизнь для вечности, и это значит – всем жить как вечным. Сеять в тлении, дабы потом восстала она в нетлении2 . Но можно в жизни собирать и смерть… Жить – 'похотью плоти, похотью очей и гордостью житейской'3 (уже мучение, уже смерть). Покоряться суете (опустошение души, смерть), служить идолам (тупик, смерть).
Среда, 25 сентября 1974
В понедельник вечером, после лекций – к нам только что приехал тогда Константин Андроников – у меня началась лихорадка, жар, и я заболел. Утром у доктора: глубокий бронхит, низкое давление. В общем – неделя дома! Вчера чувствовал себя неважно и мог только читать. Перечитывал 'Совр[еменные] записки' Вишняка.
Все эти дни волнения в связи с собором карловчан и, главное, письмом к этому собору Солженицына. Вчера вечером по телефону о. А. Киселев говорил, что 'атмосфера переменилась', что составлено и одобрено послание к 'нам' с призывом о 'смягчении отношений'. Свое 'послание' Солженицын мне летом присылал, хотя потом ужасно волновался, что об этом узнают, так что я разыгрывал полное неведение. Оно замечательно. Нужно ли верить в то, что искренность и сила Солж[еницына] действительно проломит стену?
Для меня ясно, что 'перемена атмосферы' в Православии означает, прежде всего, способность взглянуть на себя со стороны, подлинную 'самокритику', подлинное покаяние и обращение. Солж[еницын] пишет о грехе Русской Церкви против старообрядцев – у него это один из трагических 'узлов' русской истории. Но он, мне кажется, не видит, что и старообрядчество было тупиком и во многом – само трагедией древнерусского сознания. Нужно брать гораздо глубже. 'Обновленцы' провалились, потому что видели только внешнее: кризис епископата (монашеского), формы богослужения. Поповский бунт, да еще поддержанный советской 'охранкой'. Гораздо серьезнее то, что в Православии – историческом – начисто отсутствует сам критерий самокритики. Сложившись как 'православие' – против ересей, Запада, Востока, турков и т.д., Православие пронизано комплексом самоутверждения, гипертрофией какого-то внутреннего 'триумфализма'. Признать ошибки – это начать разрушать основы 'истинной веры'. Трагизм православной истории видят всегда в торжестве внешнего зла: преследований, турецкого ига, измены интеллигенции, большевизма. Никогда – во 'внутри'. И пока это так, то, по моему убеждению, никакое возрождение Православия невозможно. Главная же трудность здесь в том, что трагизм и паде-
1 Флп.1:21.
2 Ср. 1Кор.15:42.
3 1Ин.2:16.
ние по-настоящему не в грехах людей (этого не отрицают…), а укоренен, гнездится в тех явлениях, которые принято считать, в которые принято верить, как именно в саму сущность Православия, его вечную ценность и истину. Это, во-первых, какое-то 'бабье' благочестие, пропитанное 'умилением' и 'суеверием' и потому абсолютно непромокаемое никакой культуре. Стихийная сила этого благочестия, которым можно жить, как чем-то совершенно самодовлеющим, вне какого бы то ни было отношения ко Христу и к Евангелию, к миру, к жизни… Тут все слова 'жижеют', наполняются какой-то водою, перестают что-либо означать. Это 'благочестие' и есть то, что вернуло христианству 'языческое' измерение, растворило в религиозной чувственности. Оно и Христа мерит собою, делает Его – символом самого себя… Это, во-вторых, гностический уклон самой веры, начавшийся уже у Отцов (приражение эллинизма) и расцветший в позднем богословии (западный интеллектуализм). Это, в- третьих, в этом благочестии и этом богословии укорененный дуализм , заменивший в церковном подходе к миру изначальный эсхатологизм. Это, в-четвертых, сдача Православия – национализму в его худшей языческой (кровной) и якобинской (государственно-авторитарной негативной) сущности. Этот сплав и выдается за 'чистое Православие', и всякое отступление от него или хотя бы попытка в нем разобраться обличаются немедленно как 'ересь'. Между тем этот именно сплав есть тот тупик, в который зашло историческое Православие, и ужас этого тупика не меньше, а, в сущности, больше оттого, что он притягивает к себе всевозможных 'конвертов'1 . [Раньше] был страх, был inferiority complex2 , была самозащита, но, счастливо избежав западных религиозных войн и всего кризиса Реформации и Контр-Реформации, Православие не имело в себе априорного религиозного негативизма как содержания церковной жизни.
Четверг, 26 сентября 1974
Странно, как почти все всегда. Утром вчера написал эти строки, а днем читал, и прочел, с восхищением роман Mauriac'a 'Un adolescent d'autrefois' и в нем:
'Il disait que j'avais eclaire pour lui une evidence: c'est que presque tout ce que les ennemis de l'Eglise haissaient dans l'Eglise etait un effet haissable en l'avait toujours ete, a tous les moments de l'histoire humaine, comme l'etait la religion pharisaique de madame. Ils s'acharnaient contre des structures que d'autres adoraient, comme Huysmans, fou de gregorien. Et ces adorations etaient aussi vaines que ces maledictions. Nous deux savions qu'a un certain moment de l'histoire, Dieu s'etait manifeste et qu'il se manifesterait encore dans des destines particuliers d'hommes et de femmes qui avaient un trait commun, celui d'epouser etroitement la croix' (p.153).
'…Je le mettais en garde contre l'illusion qu'il existe des methods assures pour atteindre Dieu sensiblement: je lui rappelais qu'il n'est rien au monde qui releve
1 Converts (англ.) – перешедшие в Православие; новообращенные.
2 комплекс неполноценности (англ.).
moins de notre volonte, et que le divin que nous en avons trahi la recherche d'une delectation que nous ramene a ce que nous voulions fuir…' (p.154)1.
Два часа с К.А. Он 'занимается антропологией'. А вместе с тем годами несчастен, frustrated, обижен… Как ему объяснить, что 'занимается' он, как и все мы почти всегда, собой , своей ролью в жизни и что это занятие и есть источник мучения – всегда и без всякого исключения… Отречение от мира не в уходе из него – 'уход' тоже может стать ролью, исканием себя и своего, а только в освобождении от этой вот занятости своим местом в нем. Тут начинается мир, 'превосходящий всякое разумение'2.
Проверка – не Христа, не Евангелия, не Церкви в ее последней сущности (той, что дана и не зависит ни от каких приятий), а исторических форм христианства, в том числе и 'православия', – в культуре , ими создаваемой или вдохновляемой. Культура каждой данной эпохи – это зеркало, в котором христиане должны были бы увидеть самих себя, степень своей верности 'единому на потребу'3 , 'победы, побеждающей мир…'4 . Но они обычно даже не смотрят в это зеркало, считают это 'недуховным', 'нерелигиозным' (чего стоят хотя бы невозможные по своему примитивизму декламации [духовных лиц] против театра и литературы!), между тем как кровная, необходимая связь христианства с культурой совсем не в том, чтобы сделать христианство 'культурным' и тем самым привлекательным и приемлемым для 'культурного' человека. Культура и есть тот мир (а не биология, не физиология, не 'природа'), который христианство судит, обличает и, в пределе, преображает . Оно над культурой, но не может быть под ней или вне ее. Само понятие Царства Божия может 'взорвать' культуру, но в том-то все и дело, что 'вне' культуры – ни понять, ни услышать, ни принять его невозможно. Поэтому так ужасны 'примитивизм' априорный, триумфальная 'антикультурность' современного православия. На 'верхах' это воплощается в выходе из современной в какую-то другую – древнюю, старую, но признаваемую
