ДНЕВНИКИ 1973-1983

Все это сегодня утром пережил особенно сильно, идя в церковь, а потом – исповедуя на воздухе, за алтарем с этим удивительным видом на озеро, леса, холмы. Август – 'как желтое пламя'… Прочел J.Francois Kahn 'Chacun son tour'2 , продолжаю Claude Mauriac'a, удивляясь 'созвучности'.

Перечитал вчера, по фотокопии, главу 'Таинство приношения'. Совсем не знаю, совсем, совсем – хорошо ли это или же плохо, нужно или не нужно. Одно знаю – это то, что я чувствую и думаю. Простая, по-своему освобождающая мысль: если то, что я чувствую и думаю, не нужно, или же уже давно всем известно, или слабо, поверхностно – ну что ж, тогда все это писание канет в небытие, и дело с концом. Писать, однако, стоит только свое ….

Желание вернуться к 'Иерархии ценностей': это, в сущности, внутренний диалог с Солженицыным, да и с другими… Если каждое воскресенье лежит на моей ладони причастие жизни вечной, то рассуждать о проблемах, о Ро-

1 'Воображаемые пространства' Клода Мориака (фр.).

2 Жан-Франсуа Кана 'Каждому свой черед' (фр.).

сии, о чем угодно так, как если бы этого не было, невозможно, или же тогда с нашей верой произошло что-то чудовищное.

Все это лето: 'царство радостных грез'1.

'Опиум для народа':

– А. после смерти жены. Разговоры на 'религиозные темы'. Но 'интересует' его в религии только смерть. Если про Бога – ему скучно, это его не интересует. И вот от священника требуется, чтобы он немедленно 'давал ответы' и 'утешал'. В церкви – свечка на 'заупокойный' столик, записка с именем жены. Что это – я чего-то так и не смогу никогда почувствовать в этой 'религии' или же и впрямь все это не имеет никакого отношения к христианству…

– В гостиной у Трубецких слышу разговор старушки Т.Л. с Мариной Апраксиной. Обсуждают какую-то 'очень интересную книгу о загробном мире и покойниках'. Старушка с возмущением: 'Это совсем не православная книга. Он (автор) пишет, что покойники с нами всегда, а ведь Церковь учит, что только сорок дней…' Сижу и думаю о том, что все это вообще значит и каков смысл в подобных разговорах…

– Летом в Labelle всегда острее чувствую ужасное несоответствие между 'собою' и тем, чего от меня ждут, хотят, требуют как от священника. В общем – чтобы все было, как привыкли. Тоска от всего этого.

Воскресенье, 17 августа 1975

Книги, прочитанные за лето:

Lionel Groulx. Memoires, volume IV.

Claude Mauriac. Les espaces imaginaries (Le temps immobile, II).

Francois Mitterand. La paille et le grain.

Roger Garaudy. Paroles d'homme.

Jean Francois Kahn. Chacun son tour.

Simon Leys. Ombres chinoises.

Andre Glucksmann. La cuisiniere et le mangeur d'hommes2 .

Сейчас дочитываю книгу Leys о Китае. Невероятно, уму непостижимо. Главное то, конечно, что из этого 'маоизма' – тупого, ужасного – и то ухитрились сделать мечту, надежду, откровение.

Сегодня освящение озера – уже в двадцать четвертый раз!

Ужин с Анюшей в лабельском ресторанчике. Прелесть летнего, душного вечера в этом Богом забытом городишке. Радость от этого контакта с самой бесхитростной жизнью после стольких сложных рассуждений о ней. Иногда чувство: '…et j'ai lu tous les livres'3.

Все эти дни – работа: статья о Хартфорде, которую, запутавшись, отложил

1 Из стихотворения И.А. Бунина 'Свет незакатный'.

2 Лионель Груль 'Мемуары', том IV; Клод Мориак 'Воображаемые пространства' (Неподвижное время), II; Франсуа Миттеран 'Солома и зерно'; Роже Гароди 'Слова человека'; Жан-Франсуа Кан 'Каждому свой черед'; Симон Лейс 'Китайские тени'; Андре Глюксманн 'Кухарка и людоед'.

3 '…и я прочитал все книги' (фр.). Первая строка стихотворения С.Малларме 'Плоть опечалена, и книги надоели…' (перевод О.Мандельштама).

на время, 'Иерархия ценностей', тезисы о литургическом богословии, письма.

Письмо маме по случаю ее восьмидесятилетия, заставившее вдруг снова остро пережить ее присутствие, ее огромное место и значение в моей жизни. Писал действительно 'от души'…

Вторник, 19 августа. Преображение

Преображение. Ясно и холодно. Чудная служба. До Литургии много исповедников. И такое ясное чувство: что все – и грехи, и сомнения наши – от измены внутри себя свету и радости, тому, что составляет всю суть этого удивительного праздника. 'Земля вострепета…' Чувствовать этот 'трепет' во всем: в словах, в вещах, в природе, в себе – вот и вся христианская жизнь, или, вернее, сама жизнь, христианством дарованная и даруемая.

Как всегда в этот день, так отчетливо 'поминались' на проскомидии: митр. Евлогий, о.Киприан, о.С.Булгаков, о.В. Зеньковский, о.М. Осоргин, о.С. Четвериков, все те, кто, так или иначе, дали мне этот 'трепет' почувствовать – 'о нем же' все 'мое' богословие. О радости, 'которой никто не отнимет от вас'1 …

Пятница, 22 августа 1975

Все эти дни – за писанием 'Иерархии ценностей'. Как всегда, то, что кажется простым в замысле, оказывается бесконечно трудным в исполнении. Мне кажется, что я всегда испытываю то же самое: а именно, что трудность от того, что статья, в сущности, уже готова (tout est pret, il ne reste qu'a ecrire2 , как говорил Расин о 'Федре'), но 'воплотить' ее, разгадать – трудно, почти невозможно.

Суббота, 23 августа 1975

Длинный разговор с Алешей Виноградовым о Солженицыне. Разговор полезный, потому что пришедший как раз тогда, когда я впал в уныние от невозможности 'выразить' 'иерархию ценностей' и уже готов был бросить ее, как на прошлой неделе бросил Hartford. Теперь буду снова пытаться.

На дорожке в лесу], после обеда ('весь день стоит как бы хрустальный'3 ) – разговор с Л. о… старости и смерти. Я говорю ей, что мне иногда кажется, что я уже получил от жизни все, что хотел от нее получить, узнал то, что хотел узнать, и т.д. Начало старости – и вот думается, что это должно было бы быть временем подготовления к смерти. Но не в смысле сосредоточивания на ней внимания, а, наоборот, в смысле очищения сознанием, мыслью, сердцем, созерцанием – 'квинтэссенции' жизни, той 'тайной радости', из-за которой душе уже 'ничего не надо, когда оттуда ринутся лучи. '4.

Молодость не знает о смерти, а если знает, то это 'нервоз', как было у меня в пятнадцать лет. Смерть не имеет ко мне отношения, а если вдруг получает

1 См. Ин.16:22.

2 все готово, остается только написать (фр.).

3 Из стихотворения Ф.Тютчева 'Есть в осени первоначальной'.

4 Из стихотворения А.Блока 'Все на земле умрет – и мать, и младость…'.

его, то это возмутительно, и в этом возмущении затемняется вся жизнь. Но вот постепенно – уже не извне, а изнутри – приходит это знание. И тут возможны два пути. Один – все время заглушать это знание, 'цепляться за жизнь' ('еще могу быть полезным'), жить так – мужественно. Как если бы смерть продолжала не иметь ко мне отношения. И другой, по-моему – единственно верный, единственно подлинно христианский: знание о смерти сделать, вернее, все время претворять в знание о жизни, а знание о жизни – в знание о смерти. Этому двуединому знанию мешают заботы, сосредоточенность жизни на жизни…

Современная 'геронтология' целиком сосредоточена на первом пути: сделать так, чтобы старики и старухи чувствовали себя 'нужными' и 'полезными'. Но это одновременно и обман (на деле они не нужны), и самообман – ибо они знают, что не нужны. В другом плане, однако, они действительно нужны , только не для тех же 'забот', в которых раздробляется и уходит вся жизнь. Нужна их свобода, нужна красота старости, нужен этот отсвет 'лучей оттуда', в них совершающееся