— Слушьте, — поинтересовался он, — а как Дж… жимми докаж… жет, что он это сделал?
Мифлин сказал:
— Я лично поверю ему на слово.
— Н… нич… чего себе! А ч… что ему м… мешает просто взять и сказать, что с… сделал, когда на сам… мом деле, м… может, и не сделал?
«Вагантам» сделалось неловко. Впрочем, решение оставалось за Джимми.
— Вы-то свой обед в любом случае получите, — сказал Джимми. — Какая вам разница, кто угощает?
Но Уиллет упрямо, хотя и несколько невнятно, настаивал на своем:
— Не в том д… дело. Дело в прнципе. Я гврю, надо, чтоб все по-честному. Вот гврю, и все тут.
— И это, безусловно, большое достижение, — сердечно откликнулся Джимми. — А «на дворе трава» осилите?
— Я это к тому гврю, что… Фокусник он, ваш Джимми! А я гврю… что ему ммешает взять и екзать, что сделал, когда на еммом деле не сделал?
— Не переживайте, — успокоил его Джимми. — Я спрячу под ковром латунную трубку со звездно- полосатым флагом.
Уиллетт махнул рукой.
— Этво дстатчно, — произнес он с достоинством. — Нсло-ва блше.
— О, придумал даже еще лучше, — сказал Джимми. — Я начерчу большую букву «Д» на внутренней стороне входной двери. Тогда любой желающий сможет на следующий день прийти и проверить. Ладно, я пошел домой. Рад, что мы обо всем договорились. Кому со мной по пути?
— Мне, — сказал Артур. — Пройдемся немного. В ясные ночи мне не сидится на месте. Становлюсь нервным, как кошка. Если не вымотаю себя физически, сегодня совсем не засну.
— Если ты думаешь, что я собираюсь помогать тебе довести себя до полного изнеможения, мой мальчик, ты сильно ошибаешься. Я намерен не торопясь дойти до своей квартиры и завалиться спать.
— И то дело, — сказал Мифлин. — Пошли.
— Ты с ним особо не зевай, Артур, — напутствовал его Саттон. — А то как даст по затылку мешочком с песком, да часики-то и свистнет. Это же переодетый Арсен Люпен. Уж ты мне поверь!
Глава II ПИРАМ И ТИСБА
Выйдя на улицу, приятели свернули в сторону центра. Они шли молча. Мифлин мысленно перебирал запомнившиеся подробности сегодняшнего спектакля: вначале волнение, затем подъем, когда почувствовал, что сумел завладеть вниманием зрительного зала, затем растущая уверенность, что его игра хороша. Тем временем Джимми погрузился в какие-то свои мысли. Они прошли уже приличное расстояние, когда Мифлин наконец заговорил:
— Кто она, Джимми?
Джимми, вздрогнув, очнулся от раздумий.
— Что такое?
— Кто она?
— Не понимаю, о чем ты.
— Все ты понимаешь! Кто она?
— Не знаю, — просто ответил Джимми.
— Не знаешь?! Ну, хоть зовут-то ее как?
— Не знаю.
— Разве на «Лузитании» не публикуют список пассажиров?
— Публикуют.
— И ты за пять дней не смог выяснить имя?
— Не смог.
— И этот человек воображает, будто он сумеет ограбить дом! — воскликнул Мифлин в отчаянии.
Они подошли к зданию, где во втором этаже располагалась квартира Джимми.
— Зайдешь? — спросил Джимми.
— Вообще говоря, я думал прогуляться до Парка. Говорю тебе, я места себе не нахожу.
— Зайдем, выкуришь сигару. Если так уж настроился одолеть сегодня марафонскую дистанцию, у тебя еще вся ночь впереди. Мы с тобой месяца два не виделись. Расскажи мне новости.
— Да нет никаких новостей. В Нью-Йорке никогда ничего не происходит. В газетах пишут о разных событиях, но это все неправда. Ладно уж, зайду. Сдается мне, из нас двоих как раз ты — человек с новостями.
Джимми начал возиться с ключом.
— Потрясающий взломщик, нечего сказать, — пренебрежительно заметил Мифлин. — Что же ты не пустишь в ход автоген? Ты хоть понимаешь, мой мальчик, что обязался на следующей неделе накормить роскошным обедом двенадцать голодных мужчин? В холодном свете утра, когда рассудок вновь утвердится на троне, эта истина дойдет до твоего сознания.
— Ничего я не обязался, — возразил Джимми, отпирая дверь.
— Только не говори, что ты всерьез нацелился попробовать.
— А на что еще, по-твоему, я нацелился?
— Да нет, это же невозможное дело! Тебя наверняка поймают. И что тогда ты будешь делать? Уверять, что это была просто милая шутка? А если тебя изрешетят пулями? Ты будешь выглядеть круглым дураком, взывая к чувству юмора разгневанного домовладельца, который тем временем нашпигует тебя свинцом из своего «кольта»!
— Что поделаешь, профессиональный риск. Тебе ли этого не знать, Артур. Вспомни, что ты пережил сегодня вечером.
Артур Мифлин с тревогой смотрел на своего друга. Он знал, до какой степени безрассудства способен дойти Джимми, если твердо решит чего-нибудь добиться. Оказавшись в ситуации «проверки на прочность», Джимми терял всякий разум и переставал воспринимать логические доводы. К тому же слова Уиллетта задели его за живое. Не тот человек был Джимми, чтобы спокойно снести обвинение в фокусничестве, и неважно, было оно произнесено в трезвом или пьяном виде.
Между тем Джимми извлек на свет виски и сигары, а сам откинулся на спинку дивана и принялся выдувать дымовые колечки, пуская их в потолок.
— Ну? — спросил наконец Артур Мифлин.
— Что — ну?
— Я просто хотел спросить: это молчание надолго или ты все-таки начнешь развлекать, развивать и просвещать своего гостя? Что-то с тобой случилось, Джимми. Помнится, ты был такой лихой, жизнерадостный малый, неистощимый на шутки и веселые розыгрыши. И где они теперь, твои подначки, твои резвые прыжки и ужимки, где эти песенки, эти вспышки остроумия, которые все сидящие за столом встречали единодушными взрывами смеха, если ты платил за угощение? Сейчас ты больше всего похож на глухонемого, решившего отметить День Независимости при помощи бесшумного пороха. Очнись, Джимми, не то я уйду. Мы же с тобой практически выросли вместе! Расскажи мне про эту девушку — ту, которую ты полюбил и по дурости своей ухитрился потерять.
Джимми тяжело вздохнул.
— Прекрасно, — безмятежно отозвался Мифлин. — Вздыхай, если хочешь. Все лучше, чем ничего.
Джимми сел прямо.
— Да, сотню раз, — изрек Мифлин.
— Это ты о чем?
— Ты собирался спросить, любил ли я когда-нибудь, верно?
— Не собирался, потому что и так знаю: не любил. У тебя нет души. Ты просто не знаешь, что такое
