любовь.
— Как тебе будет угодно, — покладисто согласился Мифлин.
Джимми снова откинулся на спинку дивана.
— Я тоже не знаю, — сказал он. — В том-то и беда. Мифлин посмотрел на него с интересом.
— Я тебя понимаю, — сказал он. — Вначале возникает как бы предчувствие, когда сердце трепещет в груди, словно птенчик, впервые пытающийся защебетать, когда…
— Да ну тебя!
— …когда ты робко спрашиваешь себя: «Неужели? Возможно ли это?» — и застенчиво отвечаешь: «Нет. Да. Кажется, так и есть!» Я переживал все это сотню раз. Общеизвестные начальные симптомы. Если немедленно не принять соответствующие меры, болезнь может принять острую форму. В таких вопросах полагайся на дядюшку Артура. Он знает.
— Ты мне противен, — ответствовал Джимми.
— Склоняю к тебе свой слух, — снисходительно сказал ему Мифлин. — Расскажи мне все.
— Да нечего рассказывать.
— Не лги мне, Джеймс.
— Ну, практически нечего.
— Уже лучше.
— Дело было так.
— Хорошо.
Джимми поерзал, устраиваясь поудобнее, и отхлебнул виски.
— Я увидел ее только на второй день путешествия.
— Знаю я этот второй день путешествия! И?
— Мы, собственно, даже и не познакомились.
— Просто случайно столкнулись, да-а?
— Тут, понимаешь, какое дело. Я, как дурак, взял билет второго класса.
— Что? Наш юный Рокфербильт Астергульд, мальчонка-миллионер, путешествует вторым классом?! С чего бы это?
— Просто подумал, что так будет веселее. Во втором классе более непринужденная обстановка, гораздо быстрее сходишься с людьми. В девяти случаях из десяти ехать вторым классом намного лучше.
— А это как раз оказался десятый случай?
— Она ехала первым классом, — объяснил Джимми. Мифлин схватился за голову.
— Постой! — воскликнул он. — Это мне что-то напоминает… Что-то у Шекспира… Ромео и Джульетта? Нет. А, понял: Пирам и Тисба!
— Не вижу ничего общего.
— А ты перечитай «Сон в летнюю ночь». «Пирам и Тисба, — сказано там, — разговаривали через щель в стене», — процитировал Мифлин.
— А мы — нет.
— Не надо цепляться к словам. Вы разговаривали через поручень.
— Да нет.
— Ты что, хочешь сказать, вы с ней вообще не разговаривали?
— Ни единого слова не сказали. Мифлин печально покачал головой.
— Безнадежный случай, — сказал он. — Я-то думал, ты человек действия. Что же ты делал?
Джимми тихонько вздохнул.
— Я обычно стоял и курил у загородки напротив парикмахерской, а она прогуливалась по палубе.
— И ты на нее таращился?
— Я время от времени поглядывал в ее сторону, — ответил Джимми с достоинством.
— Оставь эти увертки! Ты на нее таращился. Ты вел себя как самый обыкновенный уличный приставала, и ты сам это знаешь. Джеймс, я не ханжа, но должен сказать, твое поведение представляется мне разнузданным. Она прогуливалась в одиночестве?
— Как правило.
— Итак, ты любишь ее, да? Ты взошел на корабль счастливым, свободным и беспечным, а сошел с него угрюмым меланхоликом. Отныне в целом мире для тебя существует только одна женщина, и именно она потеряна для тебя навеки.
Мифлин глухо и мрачно простонал, после чего подбодрил себя глотком виски. Джимми беспокойно пошевелился на диване.
— Веришь ли ты в любовь с первого взгляда? — задал он идиотский вопрос.
Он был в том настроении, когда мужчина произносит слова, при одном воспоминании о которых впоследствии его бросает в жар бессонными ночами.
— Не понимаю, при чем тут первый взгляд, — заметил Мифлин. — По твоим же собственным словам, ты стоял и глазел на эту девушку в течение пяти дней без перерыва. За это время можно до того досмотреться, что в кого угодно влюбишься.
— Не могу себя представить ведущим оседлый образ жизни, — задумчиво проговорил Джимми. — Наверное, нельзя сказать, что ты по-настоящему влюбился, пока тебя не потянет к оседлому образу жизни.
— Примерно то же самое я и говорил в клубе буквально за минуту до твоего прихода и, между прочим, выразился довольно изящно. Я сказал, что у тебя цыганская душа.
— Черт возьми, ты абсолютно прав!
— Я всегда прав.
— Должно быть, это все от безделья. Когда я работал в отделе новостей, со мной такие штуки не случались.
— Ты не так уж долго проработал в «Новостях», не успел соскучиться.
— А сейчас у меня такое чувство, словно мне нельзя оставаться на одном месте больше недели. Вероятно, это деньги на меня так действуют.
— В Нью-Йорке, — сказал Мифлин, — полным-полно добросердечных граждан, которые охотно избавят тебя от такой обузы. Итак, Джеймс, теперь я тебя оставлю. Меня уже клонит ко сну. Кстати, надо думать, после прибытия ты потерял ту девушку из виду?
— Да.
— Что ж, в Соединенных Штатах не так уж много девушек — всего-то навсего двадцать миллионов. Или сорок? В общем, сущие пустяки. Только и надо немножко поискать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Мистер Мифлин с грохотом сбежал вниз по лестнице. Через минуту Джимми услышал, как его имя громко выкликают на улице, и подошел к окну. Мифлин стоял на тротуаре, задрав голову.
— Джимми!
— Что еще?
— Забыл спросить. Она была блондинка?
— Что?
— Она была блондинка? — заорал Мифлин.
— Нет, — рявкнул Джимми.
— А, темненькая? — проревел Мифлин, оскверняя безмолвие ночи.
— Да, — ответил Джимми и захлопнул окно.
— Джимми!
Рама окна снова приподнялась.
— Ну?
— По мне, блондинки лучше!
— Иди спать!
— Ладно. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
Голова Джимми исчезла из окошка. Он уселся в кресло, которое раньше занимал Мифлин. Тут же
