После чая с душицей и свежим мёдом все трое пошли на озеро. Дед указал рыбные места, дал удочки и вернулся работать на пасеку. До вечера ловили рыбу, купались, загорали и катались на старенькой плоскодонке.

Виктор всё чаще ловил себя на том, что любуется Томкой, открывая в ней всё новые трогательные чёрточки.

Ему нравилось, как она, лёгким крылом руки, то и дело смахивает прядь волос со лба, мимолетно касаясь двумя пальцами кончика носа, словно проверяет, на месте ли он со своими проклятыми конопушками.

Переночевали у старика. Пасечник до утра травил байки так, что сводило скулы от смеха, только на рассвете забылись сном. Проснулись поздно, наелись до отвала рыбы и ухи, потом медленно, до самого вечера ехали домой.

Перед деревней вдруг замолчали, притихли, а сколько раз сталкивались и испуганно разбегались взгляды, и неохота было уже ехать в деревню, и жалели, что не остались погостить у деда.

Расседлав лошадей во дворе председателя, повели к реке напоить. Стреножили на тёмном и росном лугу и пошли на редкие огоньки. Около дома остановились.

Томка сама обняла его, прижалась, горячая и робкая, неумело поцеловала. Потом долго целовались, позабыв про всё на свете, пока не услышали, как рядом кто-то кашлянул.

Виктор поднял глаза и обмер. В двух шагах терпеливо ожидал её отец, молча курил. Томка шмыгнула мимо, простучала по крыльцу каблучками и скрылась за дверью.

— Вот что, парень, тихо начал председатель, как мужик мужика прошу, не порть ей жизнь. Одна она у меня. А коль пришлась по душе, приезжай через пару лет, сыграем свадьбу. А целоваться целуйтесь, кто в ваши годы этим не грешил.

Но не он, а она приехала к нему через год, поступив в гидромелиоративный институт. Когда он привёл её к себе на танцы, друзья обомлели. Смотри! Тихий-тихий, а такую девчонку оторвал, завидовал первый друг Тоха, высокий, лобастый и, матёрый донжуан курса.

Пригласил её танцевать, привычно и умно говорил о 'матушке геологии' и, как бы невзначай, поинтересовался', почему это такая прекрасная девушка не нашла себе кого-то получше, чем увалень Козьмин.

Прошло время, волшебное и короткое, как детская сказка. Вместе проводили старый год. Вместе встретили Новый.

Первого января он пришёл к ней в общежитие, но сокурсницы сказали, что Тамара ушла куда-то со своей подругой Мариной и Тохой.

Виктор прождал её весь день и уже поздно вечером, уходя домой, встретился с парочкой в Кривом переулке. Тамара шла с Тохой. Он, увидев Козьмина, повернулся и пошёл назад.

— Ты где была, Тамара?

От неё пахнуло вином, не обращая внимания на Виктора, обернулась вслед уходящему:

— Тоха, принеси, что я просила!

Проводив её в общежитие, Виктор догнал Тоху, дёрнул за плечо.

— Чего тебе, старче?

— Ты мне скажи, что она просила у тебя?

— А тебе будет интересно?

— Да, интересно…

— Невидимки растеряла… в постели… Виктор заледенел весь и ощутил вдруг, что становится сам себе ненужным, мерзким и пустым.

— У вас всё было?

— Пока нет, Маринка помешала. Но будет, уж за это ручаюсь. Даже скучно. Провинциальная дурочка. Я просто хотел тебе доказать, что все бабы мразь. Шопенгауэр сказал: 'Самка человека — существо низшее, в эстетической иерархии'.

Тоха стоял в свете фонаря, холёный, уверенный в себе и скучный. От него, пахло тонким одеколоном, каждое движение рук, каждое слово, были актёрски отработаны, всем своим видом он пытался утвердить своё превосходство.

Виктор смотрел и не мог понять, чем заманил его в свои друзья этот пустой и циничный человек? В чём сила таких людей, почему они так легко влезают в душу и проходят по ней, оставляя только грязные следы и омерзение?

И, не найдя ответа, в бешенстве тряхнул враз обмякшего Тоху за грудки. Брезгливо вытер руки о пальто.

— Крыса ты тухлая, а работаешь под мужика.

Пьяно брёл по городу в расстёгнутом пальто, и стучали в голове недавно прочитанные чьи-то строки:

Пахнет сотами в горнице, Кони ржут у плетня, Плачет грустная школьница, Провожая меня.

Всё было: и соты, и кони, и горница, и школьница. И ничего не стало…

Вот почему, может быть, живя ещё, прошлым, с недоверием и прохладцей смотрел Виктор на девушек, искал и не находил среди них Томки.

Прослыл молчуном, терялся в их присутствии, в шумных компаниях забивался всегда в угол и уходил один в пустую берлогу.

Он не осуждал, не проклинал и не хулил Тамару, а переживал и не мог забыть потерю самого дорогого, что когда-либо имел.

Успокаивал себя только одним: Томку придумал сам и никогда бы ей не мог простить предательства. Никогда!

…Виктор поднялся со спальника. Степан лежал с закрытыми глазами, вроде бы уснул. Воспоминания разогнали дремоту. Выпив дружку жидкого чая, снова лёг, прислушиваясь к столпотворению, гремящему снаружи, за брезентом палатки.

А здесь, внутри, мечется горячий воздух, на лету растапливая прорвавшиеся снежинки, теплая изморось садится на лицо.

Опять наплывают воспоминания, лица друзей по работе являются и меркнут, сменяя друг друга. Приходят из прошлого отдельные случаи в маршрутах, смешные и, в тоже время, грустные, грустные потому… что не повторяется на земле даже прожитый день, час, мгновение.

Впереди много разного, а вот позади одна память… Виктор задул остаток свечи, лежал с открытыми глазами, теребил пальцами отросшую бороду. Она напомнила первый год работы здесь, на геологической съёмке. Как молодое вино, бродила в нём жизнь, вера в себя и свою бесконечность.

Однажды молодого спеца снарядили за мясом, вышли все продукты. А в ежедневных маршрутах только мясо могло сохранить силы поисковиков. Просидев всю ночь на мари, в устье безымянного ключа, Виктор утром всполошил лагерь дробью выстрелов.

Здоровенный бык согжой упал в конце второй обоймы, да и то, случайно. Пулей задело, так дрожали от холода и азарта руки. С тех пор ручей получил имя, с серьезным видом при общем сборе вписанное начальником партии на карту, — Канонадный ключ.

А на водоразделе реки Тимптон во время одиночного маршрута (приболел рабочий и остался в палатке) нарвался на медвежью свадьбу. Они вылетели из стланика неожиданно.

Огромная длинноносая медведица вся в мыле, с облезлой шкурой и три, не менее солидных, жениха. Это случилось на перевале, среди разбросанных по хребту останцев.

Геолог кедровкой взлетел на один из них, сжимая в руке игрушечный по отношению к летящему на него зверью казённый наган. Они пронеслись совсем рядом, обдав тяжелым духом. Только хотел спуститься,

Вы читаете Повести
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату