– Но ты же плохо пахнешь. Нам нужно принять ванну.
– Нет! – Он топнул ногой и затряс головой.
– Я не причиню тебе вреда.
– Нет, нет, нет! – Он сорвался с места и побежал к двери.
– Подожди! – крикнула Сьюзен. Чем она так его напугала? – Прости меня. Вернись!
И тут она увидела его лицо. Мальчик улыбался. Он просто играл в догонялки.
– Вернись, грязнуля! – Она засмеялась и побежала по ступенькам, пытаясь поймать его. Не тут-то было. Он был уже по другую сторону холла, в библиотеке.
– Где же он? Куда он спрятался? – приговаривала она. – Думаю, мне одной придется съесть все печенье.
Услышав хихиканье, она обернулась и закрыла лицо руками. Мальчик выглянул из-за угла.
– Вот ты где! – воскликнула она.
Он смеялся, поднеся кулачки ко рту. Радость переполняла его.
– Ты любишь печенье?
Не убирая рук ото рта, он кивнул.
– А ты пойдешь со мной в ванную?
Он снова кивнул.
– Вот и хорошо. Идем.
Сьюзен протянула руку. Малыш подбежал к ней и ухватил ее за палец. Когда их руки соприкоснулись, Сьюзен почувствовала, как потеплело у нее на сердце.
Три ванильных печенья, которые она предложила мальчику на кухне, исчезли мгновенно, и Сьюзен дала ему еще три.
– Пока хватит. Больше шести никто не ест. – Она улыбнулась тому, как по-матерински звучали ее слова.
Убирая на место коробку, она вдруг заметила записку, написанную неразборчивым почерком Бобби.
Значит, его нет дома.
– Ну что ж, мистер грязнуля, – обратилась Сьюзен к мальчику. – Теперь пора помыться.
Она ожидала, что он снова затеет возню и его придется ловить по всему дому, но малыш прекрасно понимал: нужно так нужно. Он стал карабкаться по лестнице на второй этаж. Она догнала его уже в детской, где он разглядывал плюшевого тигра, которого Бобби подарили на работе для Стивена. Мальчику зверь явно приглянулся.
– Тебе нравится этот тигр? – Мальчик обернулся, широко улыбнулся и кивнул. – Хочешь, он будет твой?
Мальчик закивал еще энергичнее.
– О'кей. Тигр принадлежит тебе.
От его чистой радости у нее на глаза навернулись слезы.
– А теперь идем в ванную.
Ей вдруг пришла в голову дикая, нелепая мысль, что купание ребенка без разрешения его родителей, в сущности, преступление. Она разволновалась, частота пульса удвоилась. У нее в мозгу стремительно пронесся список законов, которые они нарушили за прошедшие несколько часов.
И убили человека.
Пусть так, но они не могли поступить иначе. Нельзя же было бросить ребенка на произвол судьбы. И она, безусловно, не могла позволить этому ужасному человеку его забрать.
– Скажи, как тебя зовут, мой сладкий? – спросила Сьюзен, пуская воду.
Казалось, что он ее даже не слышит.
– Хорошо, глупыш, но у тебя должно быть имя. – Она пощекотала его, и он засмеялся, но по-прежнему отказывался сказать хоть слово. – Ладно. Тогда мы будем звать тебя Стивеном. А ты можешь называть меня мамой.
Сумка жгла ей плечо, как будто весь автобус видел внутри пачку денег. Эйприл казалось, что деньги светились – эдакий большой неоновый сигнальный знак всякому в этом жалком квартале, кто готов без колебаний убить ее и за двадцать долларов, не говоря уж о тысяче семистах.
Надо было ей поторговаться. Надо было дожать перекупщика. Ведь завтра, вернув сына, она будет корить себя за то, что оказалась такой тряпкой. Но в данный момент ей нужна была тысяча долларов, чтобы избавить Джастина от страха и страданий.
Когда Эйприл пошла к выходу, водитель автобуса странно на нее посмотрел, словно спрашивая, понимает ли она, в каком месте окажется. Выходя, она поблагодарила его легким кивком. Как так получается, удивлялась она, что все знают, где живет Патрик Логан и чем он занимается, и только полиция никак не может его вычислить?
Квартал выглядел еще хуже, чем четыре года назад, когда Эйприл его покинула. На нее нахлынули воспоминания, которые, как ей казалось, навсегда изгнаны из ее памяти. Она тогда зарабатывала на жизнь стриптизом, но ни разу не поддалась напору со стороны Патрика Логана, желавшего присоединить ее к своей своре шлюх. Это было единственное, чем она могла гордиться в те страшные времена.
На противоположной стороне улицы три парня в дутых зимних куртках разговаривали у подножия лестницы, ведущей к особняку, который резко выделялся отсутствием граффити на стенах. Это был дом Патрика Логана. Под куртками его телохранителей было больше оружия, чем у целого подразделения спецназа. Все трое преградили Эйприл дорогу.
– Мне нужно переговорить с Логаном, – заявила Эйприл.
Двое головорезов повернулись к тому, что стоял в центре.
– Неужели? – сказал тот. – Не думаю, что сегодня утром мистер Логан принимает.
– Как тебя зовут? – спросила Эйприл.
– Рики, – ответил тот.
– Так вот, Рики, я не хочу с тобой понапрасну базарить, понятно? Сделай одолжение, скажи своему боссу, что пришла Эйприл Симпсон, принесла деньги и хочет обсудить, как и когда ей кое-что вернут.
Рики какое-то время подумал, потом кивнул, поднялся по бетонным ступеням и исчез за массивной дверью. Минуты через две дверь открылась.
Наверху Рики, понизив голос, предупредил:
– Одно неверное движение, и я тебя прикончу. Поняла?
Она кивнула, и Рики пропустил ее вперед.
Логан, в тапочках и купальном халате, поджидал в холле. По ширине почти такой же, как в высоту, Логан вобрал в себя худшие черты своих ирландских предков. Его рыжие волосы при другом освещении могли показаться фиолетовыми, а большое круглое лицо вырастало прямо из плеч, как будто шеи у него вообще не было. Красный нос картофелиной свидетельствовал о пристрастии к виски.
Узнав Эйприл, Логан вытаращил глаза:
– Эйприл! Вот уж не думал, что снова свидимся.
Эйприл смутилась оттого, что он ее узнал, и ничего не сказала. Она полезла в карман, вытащила коричневый конверт и, отсчитав десять сотен, протянула их хозяину дома:
– Вот деньги.
– Ты хочешь что-то купить?
– Я пришла заплатить долг моего мужа.