один.
Мужичонка прибавил еще более деловито:
– Понятым пойду. На стакан-то хоть за труды отвалится?
Лесник хотел объяснить, что именно сейчас у мужичонки отвалится, но Костоправ опередил:
– Забирать, – подтвердил он сурово. – План у нас горит по забранным. Кстати, гражданин, подскажите- ка: где вы рубероид покупали?
Гражданин забормотал что-то невразумительное и начал быстро-быстро пятиться, готовый при первом же подозрительном движении опасных собеседников швырнуть им под ноги рулон и задать стрекоча.
…Девственно чистый разум Тани Мокшиной, похоже, не смущали вопросы: кто такие Лесник с Костоправом, и для какой надобности выспрашивают о Светлове. Рассказывала обо всем не жеманясь, без утайки.
– Ну так чё, пошли к нему, значицца, я глядь – а он-то у Томки-Гужовщицы вписался, не-е, грю, не пойду, Гужовщица та еще сучень, в момент бабке моей нашепчет… А он, значицца, грит: не ссы, мол, ничё Томка не сболтнет, воще забудет, что тя видала… Ну чё, пошли… Гужовщица впрямь как не своя, ажно две бутылки казенной выкатила, за так. Прикинь? Не хер собачий… Закусь опять же… Ну чё, посидели… Сам-то казенной не стал, из фляжки чёй-то себе набулькивал, я одна, значицца… Не сильно помню, чё потом стало… Ну дала ему видать, чё не дать-то, и спереду дала, и сзаду – кровило там, сзаду, по утрянке-то…
Лицо у Костоправа сделалось нехорошим. Лесник же отстраненно подумал, что надо сообщить Мельнику, чтобы не тратил время, пытаясь добраться до воспоминаний Тамары. Не стоят они того… А Светлов действительно хороший суггестор. Но только суггестор…
– Всю ночь у него провела? – уточнил Лесник.
– Ну так… А по утрянке укатимши они с хахалем-то Анчуткиным.
– Куда? – спросили они чуть ли не хором.
– Так в Беленькую ж… – и Таня для верности показала направление рукой.
– Точно в Беленькую? Не в Заянье?
– Ну так… Заянье-то во-о-он где… – она сделала указующий жест совсем в другом направлении.
Теоретически возможен, конечно хитрый трюк – поехали якобы в одну сторону, описали широкую дугу, и выбрались на другую дорогу. Но топография местности не позволяет осуществить подобный фортель – мост через Чугуйку один, в центре Щелиц. Мотоцикл с коляской на руках через речонку не перетащить – узенькая, но достаточно глубокая, берега крутые. А следов блокирующих гипнограмм в памяти девчушки Костоправ не обнаружил.
Таня добавила:
– Сам-то еще ввечеру собирался в Беленькую, к Улим-озеру. Хотел он местных, значицца, поспрошать, про байки старые, русалочьи… А вы навроде него будете, тоже журналисты? Ежли свидитесь, так скажите ему – пущай еще заезжает. Мужик не душный, мне вон чё подарил, от наших-то кобелин разве чё дождешься…
Она порылась в кармане куртки и продемонстрировала подарок. На грязноватой ладошке лежал кусок оплавившегося стекла, застывший в форме пузатого ассиметричного человечка.
Всё ясно. Похоже, «исчезновения» суггестора Светлова не было. Поднял по тревоге Северо-Западный филиал последний лживый рапорт Незабудки, после которого агент перестал выходить на связь. Не исключено, что и прежние его рапорты мало соответствуют реальной обстановке. В частности, информация о «проверенных» озерах, вычеркнутых из списка.
Алладин со своей оравой пошел по ложному следу, заботливо проторенному… Надо было немедленно с ним связаться, однако…
Однако Леснику очень хотелось повременить. И самому найти суб-аналитика Светлова. И передать северо-западным. Но сначала врезать по морде. Один раз, но качественно.
Он на корню задавил желание, и попробовал связаться с Алладином – неудачно, не удалось разобрать ни слова сквозь густые помехи. Чуть позже попробовал снова, на запасной частоте – опять неудачно.
В сторону Беленькой они выехали в сгущающихся сумерках.
По дороге Лесник вновь пытался наладить связь – с прежним результатом. Вернее, без такового. С Псковской резидентурой, однако, поговорить удалось, там тоже не могли связаться с Алладином… Либо в районе Заянья нежданно-негаданно разразилась локальная магнитная буря, либо работал активный постановщик помех…
Дела минувших дней – VI
Бокий. 1929 год
– Я думаю, палитически правильно будэт аставить товарища Рыкова на посту прэдседатэля Совнаркома.
Глухой негромкий голос с кавказским акцентом выдержал хорошо рассчитанную паузу. Присутствующие молчали, никак не выказывая свою реакцию. Лиц их Бокий уже не мог разглядеть – со всех сторон наползала тьма, стискивала, сдавливала, светлым пятном в центре осталось одно лицо, рассеченное прокуренными рыжими усами, изрытое оспинами; потом исчезло и оно, Бокий видел только глаза – желтоватые, пронзительные – и отчего-то казалось, что их обладатель тоже видит Бокия.
Голос зазвучал снова:
– Нэнадолга аставить. Мэсяца на тры, максимум четырэ. А то наши враги скажут, что ка-а-амунысты нэ пращают ашибок сво…
Глаза внезапно исчезли. Голос исчез тоже – так же внезапно, на полуслове. Осталась лишь тьма, полная чудовищ, и Бокий летел сквозь нее бесконечно долго.
