посмел, многие из присутствовавших знали, кто он и где служит, а в восемнадцатом году люди отвыкли чему-либо удивляться: а ну как Совнарком постановил таким вот пролетарским способом покончить с опостылевшим Брестским миром и объявить войну кайзеру?
Блюмкин ушел – спокойно, не убегая и не скрываясь – сел в автомобиль и отправился прямиком в расположение спецотряда ВЧК – главной ударной силы московских чекистов при проведении массовой акций.
Спустя час туда же прибыл Дзержинский – якобы разобраться в произошедшем. Якобы арестовать Блюмкина. Председатель ВЧК зашел в особняк – и не вышел. Спустя какое-то время его шофер заподозрил неладное и вернулся на Лубянку без шефа.
Дозвониться в спецотряд не удавалось… И туда немедленно отправился чекист №2 страны – Лацис. Тоже в одиночку, и тоже якобы разобраться в происходящем… История повторилась один к одному: зашел и не вышел.
Никто еще не понимал ничего. Никто и представить не мог, что ЧК – стальная гвардия революции – затеяла свою игру. Но скоро неясностей не осталось. Бойцы спецотряда начали спокойно и без суеты занимать ключевые точки столицы…
Затяжные бои с применением артиллерии продолжались весь остаток дня и всю ночь – и многие участвовавшие в них попросту не понимали, в кого и зачем стреляют… Другие же, получившие директиву с подписью Железного Феликса, и не хотели ничего понимать – исполняли, не задумываясь.
С огромным трудом, подтянув верные подразделения латышских стрелков из провинции, сторонники Совнаркома одержали победу… И недоуменно пытались осознать: а что, собственно, произошло?!
Впрочем, ответ для чужих, для внешнего мира, прозвучал сразу: мятеж подкупленных Антантой левых эсеров. И Блюмкин, и командир спецотряда ВЧК Попов очень кстати состояли в этой партии, двух человек оказалось вполне достаточно – Старик не упустил случая размежеваться с очередными попутчиками. Изумленных эсеров-депутатов (всю верхушку партии) арестовали прямо на съезде, прочих членов партии, нежданно для себя угодивших в мятежники, тоже взяли без всякого труда, по месту службы – в трех «эсеровских» наркоматах и прочих советских учреждениях… Командовавший Восточным фронтом эсер Муравьев в ответ на такое вероломство вчерашних союзников попытался было двинуть войска на столицу, но его неподготовленный экспромт провалился. Большевики на долгие годы стали единственной правящей партией в стране. Вообще единственной легальной партией…
Шестого июля Бокий в Москве отсутствовал – был он в то время заместителем председателя Петроградского ЧК. Но, срочно вызванный в столицу, оказался в числе людей, пытавшихся разобраться в механике странного происшествия.
Разобраться не удавалось. Создавалось впечатление, что и Лацис, и Дзержинский не лгут – и в самом деле не помнят, чем занимались в часы, проведенные в штаб-квартире «мятежа». Для непосвященной публики, само собой, нашлось объяснение: обер-чекисты просидели весь мятеж под замком, в одиночных камерах. Не слишком логично. Блюмкин и Попов, затеяв такую авантюру на свой страх и риск, наверняка понимали бы: обратной дороги нет, пощады не будет, – и пристрелили бы главных врагов, не раздумывая.
Кстати, Блюмкин с Поповым свои действия помнили детально. Но не могли понять сами и объяснить другим:
И многие другие участники событий – за исключением исполнителей самого нижнего звена – оказались поражены столь же загадочным беспамятством, то полным, то избирательным… Врачи констатировали у всех признаки сильнейшего нервного истощения.
Вот тогда-то и замелькала в протоколах допросов фамилия Буланского. Замелькала более чем странно – пешки, персонажи второго плана лишь утверждали, что заглавные фигуры «мятежа» в предшествующие два месяца зачастую общались с этим человеком… Главари ничего о том общении не помнили. Не врали – действительно не помнили. И фамилию такую слышали впервые в жизни… Больше ничего про загадочную личность разузнать не удалось.
Кончилось все просто – партия простила оступившихся, благо козлов отпущения хватало. Даже убивший посла Блюмкин вернулся в конце концов на службу в ЧК. С подозрительной торопливостью расстреляли лишь тех, кто в часы мятежа – по официальной версии – арестовывал и охранял двух обер-чекистов.
Дзержинского отправили поправлять здоровье в Швейцарию – и годы спустя будущие биографы Железного Феликса изворачивались как могли и умели, пытаясь объяснить этакий финт: разгар гражданской войны, белые наступают со всех сторон, в тылу саботаж и теракты, вспыхивает мятеж за мятежом, – а глава ВЧК5 спокойненько прогуливается с женой под ручку по берегу Женевского озера…
Излечившемуся Дзержинскому партийные вожди доверие до конца так и не вернули… Где гарантия, что с рыцарем революции опять мозговая горячка не приключится? Чекистам, как известно, холодная голова предписана – вкупе с чистыми руками и горячим сердцем.
И, не высовываясь на передний план, реальную власть в ВЧК-ОГПУ прибрал к рукам тихий и незаметный Вячеслав Рудольфович Менжинский, а Феликса Эдмундовича потихоньку переместили на хозяйственную работу – поставили во главе наркомата путей сообщения, а затем и ВСНХ. Впрочем, и номинальным руководителем чекистов он оставался – имя-пугало исправно внушало страх врагам…
Подлинные причины событий шестого июля так и не были никогда вскрыты, и помаленьку дикая история забывалась…
И вот теперь ее вытащил на свет сидящий напротив Бокия фантом по фамилии Буланский…
– Значит, это вы собирались прикончить Советскую власть руками чекистов, – медленно проговорил Бокий. – А в случае неудачи – кайзеровскими дивизиями. Изящно…
– Надеюсь, вы не в обиде? – улыбнулся Буланский. – Дело в том, что у меня есть основания ненавидеть большевиков ничуть не меньше вашего, милейший Глеб Иванович.
Милейшему Глебу Ивановичу вдруг захотелось проверить, не рассеется ли фантом после выстрела в голову… Пистолет тяжело брякнулся в ящик стола – от греха подальше.
Говорили они четыре с лишним часа, до рассвета. Бокию больше приходилось слушать. Слушать и изумляться… Он-то считал, что Спецотдел собрал, используя громадные возможности ОГПУ, всё, что в России можно было собрать в области запретных, тайных, эзотерических знаний… И многое из того, что можно было раскопать за рубежом. Наивный… Наивный мальчишка… Оказывается, ему открылась даже не
