тени деревьев, и подошла к дому. Она как раз собиралась войти через балконную дверь, когда вдруг в доме засветился огонек, совсем рядом распахнулось окно и чей-то голос произнес:
— Здесь очень жарко. И зачем только ты затащил меня сюда в такой поздний час.
Вирджиния инстинктивно отпрянула и прижалась к стене. Она сразу безошибочно узнала голос. Он принадлежал леди Шелмадайн.
— Мне нужно с тобой поговорить. — Вирджиния услышала, как заговорил Маркус Рилл. — А прийти в твою комнату было бы просто сумасшествием. Никогда не знаешь, кто может шпионить по коридорам.
— Ну, так что ты хотел? — резко спросила леди Шелмадайн. — Если нас здесь застанут, вряд ли поверят старому, как мир, объяснению, что я спустилась среди ночи за книгой.
— Подожди, я еще зажгу свечей, — произнес Маркус Рилл.
Свет из окна засветился ярче. Вирджиния взглянула через плечо. Отступать было некуда. За ее спиной находилось еще одно окно той же комнаты, и куда бы она ни двинулась, ее обязательно заметят.
— У тебя действительно какие-то неприятности? — обеспокоенно спросила леди Шелмадайн.
— Неприятности! Хуже быть не может! Я получил письмо с вечерней почтой. Не мог сказать тебе раньше. По правде говоря, я не стал читать его, пока не поднялся к себе, чтобы переодеться к обеду. Так и знал, что там будут дурные вести!
— Но что же в письме? — спросила леди Шелмадайн.
— Мне дают только неделю, чтобы найти деньги!
— Всю сумму?
— Целиком! Все проклятые сорок тысяч фунтов!
— Но это невозможно!
— Ну конечно! Абсолютно и совершенно невозможно! И отсрочки они не дают!
— Придется тебе обратиться к Себастьяну, — сказала леди Шелмадайн.
— Ты думаешь, он даст мне сорок тысяч? В прошлый раз он предупредил, что впредь не будет за меня платить, и, конечно, сдержит слово.
— Нет, ему придется заплатить! Не в тюрьму же тебе идти!
— Либо отправлюсь в тюрьму, либо уеду из страны. И никогда не вернусь. Они помолчали.
— Но есть и другой выход, — сказала леди Шелмадайн.
— Ты имеешь в виду таблетки?
— Да. Ты ведь не забыл их привезти?
— Я совсем не такой глупец, чтобы оставить их где-то. Они смертельны, по крайней мере, так утверждал тот тип.
— Мой друг, который дал мне его адрес, заверил, что таблетки действуют безотказно, — сказала леди Шелмадайн. — Он воспользовался ими в Восточной Африке, и результат наступил мгновенно.
— Я знаю, Шелмадайн, но мне как-то не по нутру эта затея; тем более с Себастьяном.
— Он стоит на твоем пути, разве нет? — спросила леди Шелмадайн. — Он жесток и бессердечен. Я с ним ничего не могу поделать. Хотя испробовала все способы. Он — не человек. Да и потом, из тебя получился бы гораздо более занятный герцог!
— В тебе есть что-то от дьявола, Шелмадайн, — сказал Маркус Рилл — Когда доходит до дела, то женщина всегда оказывается безжалостней любого мужчины.
— Решай сам, — отрезала леди Шелмадайн. — Если ты предпочитаешь оказаться в тюрьме, то я не стану тебя отговаривать! Думаю, тебе не дождаться большого почета из-за фальшивого чека. Говорят, за подделку документов наказывают довольно сурово.
— Прекрати, Шелмадайн! — закричал Маркус Рилл. — Хорошо! У нас нет другого выхода. А ты уверена, что этот яд нельзя обнаружить?
— Все, что тебе нужно сделать — бросить одну таблетку ему в кофе или в вино, — сказала Шелмадайн. — Конечно, только когда не будешь с ним один на один. Если он умрет, тебе не стоит быть единственным свидетелем. Полагаю, это не слишком сложно. Наступила длинная пауза.
— Все-таки они у тебя с собой? Ты не лжешь мне? — забеспокоилась леди Шелмадайн.
— Нет-нет, они наверху, в ящике туалетного столика. Но мне все это не нравится. Может, я в чем-то подлец, но никогда раньше не замышлял убийства.
— Раз так, хорошо! Поступай, как хочешь, но не мечтай, что я буду навещать тебя в тюрьме или поспешно кинусь через Ла-Манш, чтобы терпеть нужду на чужбине и жить в каких-нибудь трущобах. В мире полно других мужчин!
— Шелмадайн! Я сделаю все, что ты сказала! Другого выхода нет.
— Тогда решено, — сказала леди Шелмадайн. — А теперь, ради всего святого, позволь мне вернуться в кровать. Если нас здесь поймают, могут возникнуть подозрения.
— А ты выйдешь за меня, Шелмадайн, когда все будет позади?
Послышался заливистый смех.
— Всегда мечтала стать герцогиней! И потом, Маркус, мне так к лицу бриллианты!
Раздался звук открывающейся двери.
— Постой, Шелмадайн, погоди! Ты не можешь так просто уйти. — Дверь закрылась. — Разрази ее гром! Меня оставили все прибрать.
Маркус Рилл подошел к балкону и затворил створки. Погасил свечи одну за другой, оставив единственную, как догадалась Вирджиния, в своей руке. Затем наступила кромешная тьма.
Вирджиния почувствовала, что дрожит. Важность услышанного захватила ее всю — как будто водой холодной окатили. Невероятно! Возможно, ей все это почудилось! Люди так не поступают. Она не могла осознать то, что услышала. Затем она поняла, что ей никто не поверит, если она перескажет разговор, который только что подслушала. Если ей тут же отправиться к герцогу, он посмеется над ней. Никто не поверит, что два представителя аристократии способны на такое преступление. Ей придется выступать одной против двоих, да и кто послушает никому не известную девушку из другой страны?
Она медленно пошла вдоль дома, с облегчением обнаружила, что дверь, выходящая в сад, еще не заперта. Медленно поднялась по боковой лестнице к себе в спальню. Комната выглядела уютной, теплой, безмятежно спокойной. Ситцевая обивка в цветочек, мягкие ковры, элегантная мебель — все это не отделить от замка, от привычного окружения английской аристократии.
Готовится преступление настолько ужасное, что она едва могла думать о нем. И она не в силах ничего сделать. Никто не поверит ей, а потому герцог умрет!
Она представила, как он выпивает яд. Она представила, как он умирает, а у нее связаны руки. Она не может помешать этому. И, вскрикнув от ужаса, она поняла, что любит его.
Глава 8
Всю ночь напролет Вирджиния металась по кровати, вертелась с боку на бок или лежала, уставившись в темноту, ошеломленная обуявшими ее чувствами и мыслями. Она знала, что должна попытаться как-то спасти герцога, и не только потому, что любит его, но и потому, что никогда, даже в самых сумасбродных мечтах она не представляла, что убить так легко или что такие люди, как Маркус Рилл и леди Шелмадайн, могут замышлять убийство. Ей трудно было понять такое зверство. Она знала, что должна помешать злодеянию, чем бы для нее это не обернулось, но весь вопрос был — каким образом?
Она попыталась вообразить, как скажет герцогу, что кузен задумал убить его. И даже почти увидела выражение удивления и недоверия на его лице. Но, допустим, он поверит ей, все равно, что он сможет предпринять? Обвинить Маркуса и сказать, что его разговор с леди Шелмадайн был подслушан никому не известной американкой? Она представила, как они посмеются над такой абсурдной идеей. А если она сообщит обо всем кому-то другому, не связанному с семьей, — поверенному, домашнему врачу или даже тому, кто имеет отношение к полиции, он не сможет действовать, пока не будет слишком поздно. Тогда он скажет, что она была права, но какое в том утешение? С какой стороны она ни рассматривала проблему, выхода не было. Все, что она могла сделать, подождать, пока герцог не погибнет, а затем разоблачить Маркуса Рилла как злодея.
Вирджиния закрыла глаза и, вспомнив слова герцога, почувствовала дрожь во всем теле. Раньше она бы ни за что не поверила, что при звуке чьего-то голоса может охватить трепет, но теперь она знала, что, стоит ему только приблизиться к ней и заговорить своим низким, глубоким голосом, когда, кажется, за каждым словом скрывается, затаенная страсть, как у нее возникает чувство, будто каждый нерв в ее теле
