Она удостоверилась, что отец накрыт, и вышла, закрыв за собой дверь. Джессика чувствовала себя несчастной. Весь вечер оказался сплошным крушением. Она уже не сможет взглянуть в лицо Изабелле. Майкл Каванетти заперт в собственном доме, а Коул видел ее отца, лишенного рассудка.
Что может быть хуже? Джессика хотела лечь в постель, расплакаться и уснуть.
Она сняла пальто, подошла к шкафу, чтобы повесить его, и вдруг, к своему удивлению, увидела Коула, стоящего в гостиной. Джессика помедлила, вешая пальто на плечики.
– Хочешь рюмочку на ночь? – спросил он, беря графин с вином.
– Я думала, ты ушел.
– Я ушел. От гостевого дома сюда семьдесят семь шагов. У тебя есть где-нибудь стакан?
– В столовой. – Она пошла вперед, думая, почему Коул не ушел из-за отвращения к поведению ее отца.
Коул нашел два бокала и вернулся в гостиную, Стоя между кушеткой и камином, Джессика смотрела на него в оцепенении от всех сегодняшних неприятностей. Она видела, как Коул вынул пробку из графина и наливает в бокалы вино цвета клюквы.
– Коул... – начала она, готовая защищать своего отца.
– Я бы хотел знать твое мнение, Джесс, – прервал он ее. – Скажи, что ты думаешь об этом вине?
– Что? – спросила Джессика, удивляясь, почему он ничего не говорит об отце.
– Я хочу знать твое мнение. Раскрути его и понюхай, как я показывал недавно.
Эта дегустация предваряла разговор об алкоголизме отца. Джессика опустила нос в бокал.
– Что ты чувствуешь?
Джессика принюхалась, затем снова втянула в себя воздух.
– Ну?
– Пахнет приятно, но я чувствую табак.
– Что еще?
– Ваниль. – Она понюхала последний раз. – И немного мяты.
Он отпил вина и посмотрел на нее через край бокала:
– Хорошо. Теперь сделай глоток.
Джессика отхлебнула и прополоскала вином рот, надеясь вспомнить все приемы, показанные Коулом. Она втянула воздух через нос и проверила ощущение языком.
– Какой вкус? – спросил Коул.
– Сладкий, спокойный. Мне понравилось. – Она задумчиво посмотрела на бокал. – Это как бархатный кларет.
Коул позволил себе рассмеяться и взглянул на потолок.
– Что я сказала забавного?
– Ты не заметила, что сказала, Джесс. Ты чертовски здорово назвала это вино!
– Да?
– У тебя прекрасный нос. Я заметил это еще в прошлый раз.
Джессика посмотрела на свой бокал, обрадованная неожиданной похвалой.
– Бархатный кларет, – задумался он, подняв бокал к свету. – Никогда об этом не думал, но бархатный кларет превосходно определяет мерлот.
– Мне всегда нравилось звучание словосочетания – бархатный кларет.
– Как в «Разбойнике», – добавил Коул. Джессика была приятно удивлена, что Коул знал содержание ее любимых поэм. Она когда-то декламировала ему и считала, что он не слушал ее тогда.
Коул посмотрел на Джессику. А она не могла отвести взгляда от лица Коула, Что-то странное было в его глазах, как будто он смотрел мимо и одновременно внутрь ее.
– Так ты помнишь эту глупую поэму, – сказала Джессика, стараясь избавиться от чар.
– Конечно. – Он прищурился. – Я многое помню, Джессика. Ты удивлена?
Джессика хотела переменить тему разговора.
– Значит, ты хочешь судом добиться опеки над отцом?
– Да, черт их побери! – Он подошел к графину с мерлотом:
– Еще немного?
– Пожалуй. – Она подставила свой бокал и выпила, чувствуя струи тепла, проникающие в грудь. Мерлот ей нравился больше каберне «совиньона», которое давал Козимо.
– Коул, что касается моего отца... Он уже давно в депрессии. Из-за моей матери, я полагаю. Но, в любом случае, он пьет слишком...
– Джесс. – Коул поднял бокал и прервал ее. – У меня тост.
