– Уолден.

– Так я и сказал. У нас есть замечательная история. Прекрасная молодая женщина, пожилой мужчина…

– Весьма пожилой, – вставила Брук, сладко улыбаясь Алексе.

– Господи Иисусе! Баннермэн был совсем не стар, – У Даймонда вновь прорезался нормальный голос. – Ему и шестидесяти пяти не было. Конечно, он не следил за собой так, как я… Однако, если взять историю мисс Уолдман – у нас есть секс, у нас есть любовь, у нас есть деньги. С такой комбинацией, поверьте мне, мы не прогадаем.

– Пожалуйста, не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом? – сказала Алекса. Представься ей шанс, она бы бросилась к двери, но сейчас она оказалась в окружении – мансарда заполнялась людьми – либо теми, что близится время выхода самого Хьюго Паскаля к ланчу, либо просто опоздавшими, преисполненными уверенности, что до их прибытия ничего интересного не случится.

При звуке слов 'секс' и 'деньги', сэр Лео Голдлюст придвинулся ближе, украдкой поглядывая то на Алексу, то на Брук, в то время, как полдесятка окружающих продолжая беседовать, повысив голоса. Как ни велика была мансарда, все хотели оказаться в ее центре, и гости сбились здесь с плотностью, не меньшей, чем в вагоне нью-йоркского метро в час пик. На огромных свободных пространствах паскалевы байкеры расставляли столы, пихая друг друга, как резвящиеся гориллы. Мучнолицая рок-группа, возникшая ниоткуда, разразилась оглушительной песней – как будто прямо над головами раскатился гром. Шум был так силен, что на миг Алексе показалось, будто она действительно в и д и т, как звуковые волны пульсируют и мигают в тяжелом, прокуренном воздухе, но потом осознала, что это одна из светоустановок Пасаля, пережиток шестидесятых годов, когда он придумывал 'хепеннинги', или, во всяком случае, перенесенная из театра в гостиную.

Голову Алексы сдавило, как в преддверии мигрени. Певец, неврастенического вида блондин с лицом жертвы тяжелого детства и конституцией альбиноса, облаченный в обрывки кружев, черную кожу и цепи, вопил в микрофон, усиливавший слова до состояния бессмысленного шума. Когда Алекса вошла в мансарду, там было тепло, теперь же установилась удушливая жара, ухудшенная запахами духов и марихуаны. Сигаретный дым, как смог над Лос-Анджелесом, если наблюдать его с самолета, стлался пластами.

– У Алексы всегда был талант общаться с пожилыми мужчинами, – не правда ли, дорогая? – в ее голосе не было ни тени враждебности, но светлые глаза были холодны. Брук никогда ничего не забывала и ничего не прощала. Она могла уволить тех, кто работал на нее за малейшую промашку, но те, кто уходили от нее сами, становились ее врагами на всю жизнь.

Алкса ушла сама. Если б ей повезло, она могла бы еще многие годы не встречаться с Брук, но удача ей изменила.

– Не уверена, что знаю, о чем ты говоришь, – сказала она.

– О, я думаю, что ты знаешь, Алекса. – Она улыбнулась. – Тебе следовало бы сохранять связь со старыми друзьями. Нам нужно как-нибудь пообедать вместе, и славно посплетничать.

– Это было бы прекрасно, – ответила Алекса, хотя от мысли о том, чтобы сплетничать с Брук Кэбот ее бросило в холодный пот. По части добывания чужих секретов Брук обладала талантом следователя КГБ. У Алексы не было ни малейшего намерения когда-либо встречаться с ней, если сумеет.

– Ты давно знала мистера Баннермэна? – спросила Брук. – Я имею в виду – д о т о г о, как это случилось?

– Несколько месяцев.

– Правда? Я удивлена. У него была репутация человека, с которым трудно познакомиться. Я слышала, он сильно пил, бедняжка.

– Это совершенно неверно.

– Я так рада. Но все эти слухи… Ты знакома с его семьей? Такие прелестные люди. Милая Сесилия, настоящая современная Флоренс Найтингел, и Роберт, безусловно, самый красивый из них. Моя тетя замужем за одним из кузенов Баннермэнов, поэтому я слышала все семейные сплетни.

– Вот как? – холодно сказала Алекса, гадая, не пытается ли Брук спровоцировать ее. Она была вполне способна сочинить родственников – у нее могло не быть тетки, или та не была замужем за кузеном Баннермэнов. Обычно Брук притворялась, будто знает больше, чем на самом деле, чтобы заставить собеседника ослабить осторожность, а потом безжалостно его выжать.

– Ты когда-нибудь встречала Артура? – спросила Алекса.

– Конечно, и неоднократно. – она одарила Алксу улыбкой Чеширского кота. Взгляд у нее был настолько кошачий, что казалось – она вот-вот замурлыкает.– Ты знаешь, он был моим клиентом.

Внезапная волна ярости захлестнула Алексу.

– Я тебе не верю! – произнесла она так громко, что Саймон, беседовавший с Аароном Даймондом, послал ей предупреждающий взгляд.

– Нет, это правда. Я не хотела тебе говорить, но, когда я услышала новости о его смерти, меня бросило в дрожь. Я подумала, что он был с одной из моих девушек. Честно говоря, такое случается не в первый раз, и замять это стоит немалых денег. Но когда я позвонила в контору – ты понимаешь, дорогая, как работает система, слава Богу, оказалось, что он у нас не регистрировался. Ты очень бледна, дорогая. Ты хорошо питаешься?

Первым побуждением Алексы было ударить Брук, вторым – сказать ей, что она – злобная, лживая сука, третьим – повернуться и выйти вон, но все три упредила тишина, охватившая переполненную мансарду и предвещавшая появление самого Хьюго Паскаля с непременным антуражем.

Выход папы в соборе святого Петра на торжественной мессе не был бы встречен таким почтительным молчанием. Конечно, Хьюго и вправду был легендой. Он родился в Скоки, штат Иллинойс. Его отец был мясником, который беспрерывно пьянствовал и лупил жену. Мать служила уборщицей, а временами – официанткой. Сам Хьюго перенес все возможные детские болезни и нечастные случаи. Его гомосексуальность сделала его изгоем в старших классах. Почти неграмотный, он обнаружил небольшой талант к рисованию, и вероятно, благодаря побоям, которые он перенес от отца и одноклассников, величайшую способность поглощать боль.

Садистов влекло к худому, бледному, хрупкому с виду юноше, как мошек на свечу и, позволяя бить, пинать, пороть и топтать себя, Хьюго Паскалович в возрасте семнадцати лет смог проделать путь из Скоки в Нью-Йорк и найти себе работу помощника оформителя витрин у Блумингдейла. Через год он с болезненной аккуратностью моделировал обувь для 'Вог', а еще через два его гигантские коробки с кукурузой, издевавшиеся над самой идеей искусства, обратили на себя внимание большинства авангардных критиков, и катапультировали его навстречу славе и богатству. С тех пор в него стреляли, дважды резали, несколько раз избивали до полусмерти и выбрасывали под колеса машин на шоссе в Вест-Сайде – и все это он перенес, не говоря уж о безумных голодных диетах и наркотиках, так что само его появление – доказательство, что он еще может дышать и ходить – вызывало сенсацию, даже среди утонченной публики.

Конечно, Паскаль настолько смахивал на привидение, что легко было поверить, будто он встал из могилы. Кожа у него была бледна, как у альбиноса и покрыта глубокими рубцами от старых шрамов, волосы – длинные, прямые и снежно-белые. Глаза его было невозможно увидеть из-за страшных карнавальных очков из тяжелого белого пластика, с одной красной линзой, а другой -голубой, с оправой, усеянной мелкими мигающими фонариками.

В каждом ухе у него был слуховой аппарат – из-за одной ли из своих детских болезней, или от побоев он оглох, и многие считали, что он никогда их не включает, что отчасти объясняло туманность его речей, но другие возражали, что просто долгое употребление ЛСД много лет назад разрушило его синапсы. Одет он был в черный кожаный пиджак, удивительно свежую белую рубашку и тщательно отглаженные серые фланелевые брюки. С каждой стороны его поддерживал байкер, затянутый в кожу, словно бы Паскаль упал, если его предоставить самому себе. Позади тянулась пестрая свита поклонников, 'протеже' и разнообразных психопатов, обожавших Хьюго и периодически пытавшихся убить его.

Теперь, в полной тишине, он совершал свой путь вокруг мансарды, переходя от гостя к гостю, одаряя каждого вялым рукопожатием, точнее кратким прикосновением холодных сухих пальцев, и что-то бубня в знак приветствия. Один из его прислужников снимал шествие мэтра на пленку, другой тащил микрофон, болтавшийся перед Хьюго на длинном шесте, дабы не упустить ни одного его слова. Далай Лама не мог

Вы читаете Богатство
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату