улицах и переулках, угасавшим на столь же пустынных площадях. Мукузани-таун был пуст, как государственная казна, после удачно проведенной предвыборной президентской компании.
Левый ботинок нещадно натирал ногу, но это все таки не мешало Одиссею сосредоточить почти все свое внимание на окрестностях. Хотя, надо отметить, что в другое время Одиссей на них и не глянул бы. Так себе были окрестности — весьма затрапезные. Кругом лежала печать запустения и некой ветхости. Лицом Мукузани-таун напоминал кокетливую старуху, после посещения косметического салона.
Но в одном Мукузанцам нужно было отдать должное: очевидно до того как их постигла какая-то трансгалактическая катастрофа (ее загадку по долгу службы Одиссей собственно и должен был разгадать), Мукузанцы отличались, по видимому, неуемным темпераментом.
Следы этого разрушительного темперамента можно было видеть повсюду. И в фундаментах многообещающих циклопических новостроек, и в попытках вести разработки руд ценных металлов, причем посреди улицы и обязательно открытым способом. Впрочем возможно они просто прокладывали канализацию, в таком случае в Мукузани-тауне рассчитывали на фантастический прирост населения.
Но вот населения, как раз и не было. Причем оно, по видимому, покидало эту планету в ужасной спешке, если судить по жуткому погрому учиненному в наверное некогда респектабельном Мукузани-тауне.
Но с другой стороны, чтобы так загадить, город нужна определенная методичность и неопределенное время.
И уж что совсем было удивительным и непонятным — неизъяснимое пристрастие «беглых» жителей Мукузани-тауна к искусству, точнее к отдельным подвидам монументального направления. Везде где только можно и нельзя были расставлены великолепные образчики без сомнения принадлежащие жанру, так называемой, парковой скульптуры, одно время яростно культивируемого на периферии трансгалактического союза.
Разнообразие скульптурных поз и композиций поражало воображение и заставляло с трепетом задумываться о возможностях разума, а так же о возможности его полного отсутствия.
Одиссей расслабился, снял тяжелый гермошлем, поставил на предохранитель психоэмоциональный деструктор, а потом подошел к одной особо экстравагантной мраморной статуе: Большой крупный такой ярковыраженный гуманоид задумчиво глядящий вдаль из-под могучей волосатой руки, одиноко возвышался прямо посреди улицы. Во второй руке у гиганта был зажат надкушенный бутерброд, причем фактура бутерброда была выполнена особенно тщательно.
Одиссей ткнул здоровяка пальцем в мраморный живот и слегка удивился: материал, из которого был сделан сей скульптурный шедевр, хоть с виду и был похож на мрамор, но оказался пружинящим и теплым на ощупь, а бутерброд и вовсе выглядел до неприличия натуральным.
«Однако искусство это жуткая сила?» — восхищенно подытожил Одиссей, подумал немного и метко плюнул себе на левый ботинок. И что самое удивительное, ботинок тут же перестал натирать ногу.
Взлетно-посадочная полоса действительно была в таком состоянии, что Одиссей сразу понял всю абсурдность своих угроз по части коврового бомбометания — похоже, что кто-то уже постарался до него.
В диспетчерской тоже царил хаос. Лишь автоответчик на все внешние вызовы отвечал бодрым молодцеватым голосом:
— Занято!!! Занято!!! Занято!!!
А на внутренние и вовсе не реагировал.
В углу в позе роденовского мыслителя прикорнула могучая фигура — скульптурный шедевр изображал очевидно «Витязя на распутье». Распутный витязь был погружен в глубокое, почти анабиотическое раздумье, причем на лице его явственно читалась печать горького раскаянья и сожаления, по поводу бесцельно прожитых дней и лет…
Одиссей потыкал витязя пальцем в живот — живот был мягким и наверное безболезненным, но Одиссей все еще затруднялся поставить четкий диагноз.
Одиссей обошел витязя вокруг, на мгновение задержавшись, чтобы полюбоваться скульптурными формами с тыла и решил отправиться на поиски помещения в котором разместилась Общая Комиссия по Научно-Логическому Обоснованию (ОбКом по НЛО), где Одиссей надеялся почерпнуть недостающую информацию для окончательного диагноза. ОбКом как раз и занимался Сбором и Обработкой Информации (СОИ), а так же, приняв на себя частично и Планетарно-Управленческие Функции (ПУФ), вырабатывал — Ценные Указания Пользователям Информационного Конгломерата (ЦУПИК).
Кто — кто, а уж ОбКом, в связи с СОИ, должен был исполнить свой ПУФ и выработать соответствующий ЦУПИК, способствующий дальнейшему неуклонному возрастанию НУЖНИКа (Необходимого Уровня Жизнеобеспечения Населения Информационным Конгломератом).
ОбКом находился на небольшом холме, на который указывала табличка, со стороны холма увенчанная перстом. Из таблички, при желании, можно было почерпнуть ряд ценных сведений. Как-то: что холм почему-то называется Капитолийским, а здание на нем — Белым Домом, хотя, как это обычно бывает в таких случаях, Белый Дом оказался сложенным из красного кирпича, не производимого в колонии и транстелепортируемого из соседней галактики.
В коридорах Белого Дома было пусто, но не гулко: эхо шагов успешно гасили роскошные ковры, сплетенные из полосатой марсианской соломки, с узором изображавшим стилизованного Потребителя Информации (ПИ-1) и стилизованного же Производителя (ПИ-2).
Одиссей несколько мгновений полюбовался удачно решенной стилизацией Производителя и грустно покачал головой, отмечая несовершенство стилизации Потребителя, а потом заглянул в ближайший кабинет… И испытал потрясение, аналогичное перенесенному лишь однажды — в глубоком детстве, когда впервые узнал, что подарки под елку прячет вовсе не дед мороз, а….
В общем в кабинете, за массивным дубовым письменным столом скромно сидел и что-то вдохновенно писал, слегка высунув от усердия какой-то неестественно фиолетовый язык, старый знакомец Зевс.
— Вам кого? — спросил Зевс, не прерывая своего увлекательного занятия и не поднимая головы.
— Мне… собственно, — промямлил Одиссей, потом вытер пот со лба и зачем-то водрузил на голову гермошлем.
— Его нет. Ну, а я сейчас занят! Зайдите завтра. Приемные часы у меня с…
Одиссей покорно кивнул, вышел за двери, но потом, потоптавшись на месте словно индюк возомнивший себя птицей и собирающийся взлететь, развернулся и, гулко топая ботинками из психотермостойкого сплава (жутко не практичная вещь!), ворвался обратно в кабинет, а чтобы окончательно привлечь к себе внимание погруженного в дела Зевса, громко и безапелляционно постучал психоэмоциональным деструктором по гермошлему.
— Войдите! — сказал Зевс не поднимая лысой головы. — Вы по какому вопросу?
«Я пришел дать вам волю!» — всплыли из бездонных глубин подсознания, где-то читаные Одиссеем слова, но вслух он выразился лаконичней:
— Убью!!!
Зевс наконец поднял голову, долго вглядывался в запотевшее изнутри стекло гермошлема, а потом вдруг доброжелательно улыбнулся:
— Ах, это ты. Ну, заходи, коль пришел. Садись — в ногах правды нет.
— Мне нужна не правда, а Истина!
— А я-то думал, что ты поумнел с годами, — хмыкнул Зевс, вольготно откинувшись в своем огромном всеобъемлющем кресле, — и перестал гонятся за иллюзиями. Да ты садись, садись…
Одиссей сел где стоял, сложив ноги в соответствии с классической позой хатха-йоги, а на колени водрузил массивный деструктор, жерло которого предусмотрительно направил на извечного оппонента и антагониста.
Зевс снисходительно покивал «босой» головой, отчего по комнате весело поскакало сразу несколько шкодливых солнечных зайчиков, но Одиссей был непреклонен:
«Все равно — убью!» — подумал он и на всякий случай снял с предохранителя психоэмоциональный деструктор.
— У меня мало времени, — с достоинством объявил Зевс. — Что тебя конкретно интересует? Зачем, так сказать, пожаловали?
— Я, насчет поставок, — нехотя буркнул Одиссей.
