– Ладно. Буду держать тебя в курсе. И кстати, Бен...
– Да.
– Я принес тут одну брошюрку, которая может тебя заинтересовать... Счастливо, желаю удачного дня. – И Майк вышел из кабинета.
Бен взглянул на брошюру, лежавшую поверх деловых бумаг на его столе: 'Летающие акробаты Сэм и Джерри – от нищеты к славе'.
Глава 19
До начала слушаний оставалось некоторое время, и Бен решил воспользоваться этим, чтобы сосредоточиться и привести свои мысли в порядок. Не тут-то было. Не успела дверь закрыться за Майком, как в кабинет Бена вальяжно вплыл Кричтон.
– Мистер Кричтон! – Бен вскочил из-за стола. – Я не ожидал, что вы придете сегодня на работу. Как ваше самочувствие?
Не суетитесь, Кинкейд, – пренебрежительно бросил Кричтон. – Я в полном порядке. Врачи посоветовали мне отдохнуть пару дней, чтобы сгладить последствия нервного шока, вот и все.
– Если бы я падал с такой высоты и при этом меня подхватили бы только в самый последний момент, я не отделался бы одним нервным шоком.
– Ну, главное – всегда быть готовым ко всему. Я заранее чисто побрился, не обольщаясь, что буду жить вечно. – Кричтон кивнул на дверь. – А кто это сейчас вышел от вас, такой... в плаще?
– Мой бывший зять, Майк. С сестрой он развелся, но моим другом остался.
– Он полицейский?
– Да.
– Приходил поговорить с вами об убийстве Говарда?
– Верно.
Кричтон уселся в одно из кресел и приложил палец к губам:
– Бен... Я считаю, что ваша заинтересованность в расследовании убийства Гэмела заслуживает восхищения. Это совершенно искренне. Но я не хочу, чтобы посторонние дела отвлекали вас от прямых служебных обязанностей.
– Все мое время посвящено только работе, мистер Кричтон.
– Я ожидаю от вас большего, Бен. Абсолютная сконцентрированность – вот что мне нужно. Все двадцать четыре часа в сутки должны быть отданы клиентам. – Кричтон повел бровями. – Как вам известно, я человек семейный и боготворю свою семью.
Но работа для меня всегда была превыше всего, и мои домашние знают это и относятся с пониманием. Я вовсе не хочу проявлять неуважение к памяти Говарда, но корпорация 'Аполло' находится сейчас в критическом положении: проекты по приобретению предприятий сталелитейной промышленности, рискованное дело с 'Америтеком' и дюжина других неотложных дел. Мы не можем позволить себе никаких отвлечений и тем более должны препятствовать возникновению отрицательного общественного мнения. В деле Нельсонов я возлагаю на вас большие надежды.
– Делаю все, что в моих силах, мистер Кричтон. Как я уже докладывал, проведенный нами опрос Нельсонов прошел успешно. Суд в Оклахоме, скорее всего, будет симпатизировать им. И если мы хотим одержать победу, надо собрать как можно больше всевозможных доказательств нашей невиновности.
– Хорошо, Кинкейд. Используйте любые возможности.
– Я работаю над этим, сэр, но события разворачиваются довольно медленно. Завтра Абернати – поверенный Нельсонов – будет допрашивать нашего главного конструктора. После этого, если не возникнет новых осложнений, я смогу собрать достаточное количество доказательств, чтобы подготовиться к суду.
– Ну-ну, вижу, что дело движется.
– Но даже если я напишу самую блестящую речь в мире, это не гарантирует нам расположения судьи Роимера, все будет зависеть от того, поверит ли он нам.
Кричтон сосредоточенно разглядывал свои лежащие на столе руки. Потом он посмотрел на Кинкейда.
– Бен, у меня разыгралось воображение или вы действительно заранее извиняетесь за провал, даже не пытавшись еще что-либо предпринять?
– Конечно нет, сэр. Но как вам известно, в мире юриспруденции нет гарантий. Люди, убежденные в правоте своего дела, считают, что победа в суде им автоматически обеспечена – справедливость всего торжествует. Но на самом деле частенько бывает иначе.
Кричтон буквально пожирал Бена глазами.
– В данном деле никаких 'иначе' не должно быть. Понятно, Кинкейд?
Бен почувствовал себя неуютно.
– Понятно.
– Хорошо. – Кричтон убрал руки со стола. – Итак, расскажите мне о сегодняшних делах.
– Как вы знаете, на прошлой неделе мы представили поверенному Нельсонов Абернати огромное количество документов.
Кричтон усмехнулся:
– Знаю-знаю. Мы всучили ему даже бумаги двадцатилетней давности, которые, по сути, не имеют
