дома, и метрах в ста от своего узнал кусты, за которыми ничего не было видно.
Мальчик помчался к кустам. Он помнил, что прохода внутрь сверху видно не было. Поэтому, не мудрствуя, он с разбегу, не касаясь руками, перемахнул через кусты кувырком вперед и приземлился на ноги.
На него тут же оторопело уставились несколько пар глаз.
— Ах ты, трах ты, дурь из шахты!.. Элик пришарашился! — нашелся кто-то.
— Отпустите сейчас же кота! — закричал Мальчик и автоматически добавил: — Пожалуйста!
Это вызвало прямо-таки гомерический взрыв хохота его оппонентов. Совершенно искренне не понимая, что их так развеселило, Мальчик решительно направился к распятию. Смех мгновенно прекратился и перед ним возникли четверо пацанов. Их худые бледные лица выражали недвусмысленную решимость остановить чересчур наглого пришельца.
— Пустите! — звенящим от возбуждения и гнева голосом потребовал Мальчик.
Живая стенка не шелохнулась. Девчонка стояла чуть в стороне и, насупившись, наблюдала. Пятый пацан, тот, что покрупнее и постарше, стоял возле кота.
— Трахнутые элики! — заговорил один из стенки, видимо, главный говорун здесь: — Зырьте ваши телики… Или, нам без разницы, лижите наши задницы!..
Завершив этот перл городского фольклора, он резко выбросил руку вперед и толкнул Мальчика в грудь, добавив:
— Вали, сопля, размажу!..
Мальчик чуть отшатнулся от толчка и отметил, что его пытаются взять в кольцо. Тогда он резко присел и, распрямившись как пружина, сделал в прыжке шпагат с разворотом — один из приемов популярного единоборства «супербой». Двое крайних рухнули наземь. Двое других бросились на него в момент приземления. Но зря они рассчитывали на его аристократическую нерасторопность — чуть коснувшись земли, он ушел в сальто назад, по пути врезав носками туфель по устремленным к нему хищным физиономиям…
Мальчик, расчистив путь, вновь устремился к распятию и вдруг остановился, как вкопанный, наткнувшись на ухмылку пятого пацана, ткнувшего острие ножа в кошачий живот так, что у кончика выступила капля крови.
— Смелей, супербой!.. Хочешь позырить на кошачьи кишки?.. Конечно, за зрелища надо платить, но тебе, ради знакомства, могу продемонстрировать бесплатно… Только шаг вперед и…
Видимо, он чуть усилил давление ножа, потому что по телу кота прокатилась конвульсия боли.
— Прекрати! — прохрипел Мальчик.
— О, наш сентиментальный супербой не выносит вида крови!.. Чтоб мне с этого места не сойти, он, наверняка, еще и член общества защиты животных… Признайся, элик, защищаешь животных?
— Защищаю!
— Молодец! — хохотнул старший пацан. — Мы с тобой почти коллеги… Только ты защищаешь кошек, а я — мышек… Естественно, рыбак рыбака…
— Я всех защищаю, — насупился Мальчик.
— Ну, конечно же, элик у мамы паинька… И как это тебе удается?.. Эта мерзкая тварь, — указующе ткнул он острием ножа в живот кота, отчего тот снова запульсировал всем телом, — сожрала мою любимую мышку, которую я готовил для выступления в цирке. Офигенно талантливая мышка была!.. А этот душегуб долго-долго мучил ее перед тем, как слопать!.. Я видел, только добраться до него не мог… Как там в Библии сказано?.. Толоконный лоб еще в школюхе гундел: «Око за око, зуб за зуб»… Закон Божий… Как можно нарушать?! Грех, элик!.. Сечешь?.. Так пусть твоя кошка побудет мышкой… Справедливость должна быть!.. Кто кошкой был, тот будет мышкой… Или ты именно этого боишься, элик? Не хочешь стать мышкой?..
— Отпусти кота! Философ вшивый! — возопил Мальчик, не в силах наблюдать больше мучений твари. — Сначала отпусти, потом болтай!
— Философ? — удивился пацан непривычному прозвищу, отбросив явно излишний эпитет «вшивый», — Философ, — повторил он, как бы пробуя на вкус красивое слово. — А что?.. Молоток, элик… Будь по твоему… Тогда ты у нас будешь — Супербой… Здорово ты их вырубил! — с восхищением признал он. — До сих пор в кустах кемарят… Только ты, Супербой, дважды не прав! Во-первых, коли я Философ, то у меня должна быть философия!.. Так?.. Так… А философия должна иметь свой предмет, как и всякая другая «софочка»… Эй, щель ходячая, я прав?! — неожиданно крикнул он девчонке, хмуро наблюдавшей за ними со стороны. Она не отреагировала на его вопрос, а он не стал дожидаться ее ответа.
— Отпусти кота, гад! — фальцетом выкрикнул Мальчик.
— Ох, какой ты невежливый! — посетовал «Философ». — И чему вас только в лицеях учат?!.. Ведь ежели я отпущу кота, то моя философия потеряет свой предмет, ибо именно кот в настоящий исторический момент является предметом моей философии и, более того, мой невежливый Супербой, предметом нашего философского диалога… Сечешь, элик?.. Читал Платона?..
Мальчик удивленно воззрился на пацана. Откуда этот демик мог слышать имя Платона?! Он и сам-то на софиологии недавно познакомился с ним. Теперь же заинтересованно углублялся.
— Но это лишь первая твоя логическая ошибка, мой высокородный оппонент. Требуя от меня нарушения закона Божьего, ты сам следуешь ему…
— Что за чушь?! — возмутился Мальчик.
— Фи, какая некорректность в философском диспуте, — поморщился «Философ», — ты отказываешься видеть очевидное… Глянь в кусты… Кто лишился ока, кто зуба, потом уточним, но ты явно наказал их за несправедливое отношение к коту и, потенциально, — к тебе самому… Согласись, мой юный благородный оппонент… Только не вини себя в этом… Закон Божий потому и называется божьим, что мы, человеки, не в силах не следовать ему, как бы ни пыжились… Штаны лопнут, пупок развяжется, чувство справедливости возмутится… Око за око, зуб за зуб… И вся наша жизнь — игра в кошки-мышки…
Мальчик смотрел на победно-наглую усмешку демика-философа, от ошеломления не находя слов. Он ощущал какую-то глобальную неправильность в происходящем, чувствовал подвох, но не мог его разгадать и потому растерялся. Этот язык, эта логичность мышления не могли принадлежать пацану-демику, посещающему «демошколы», где учеников не обременяют знаниями, излишними в повседневной производственной деятельности, придерживаясь принципа «многие знания — многие печали». Человек должен быть максимально счастлив в предлагаемых ему реальностью обстоятельствах. Это он проходил в софиологии. Демос не менее, а даже более счастлив, чем элита, пока спектр его потребностей не выходит за пределы его возможностей. А это обеспечивается культурой потребностей, прививаемой системой воспитания и образования. Демос не хуже элиты, элита — не лучше демоса, как мозг не лучше тела, а тело не хуже мозга — они составляют единое целое, выполняя свои специфические функции. Одно не может существовать без другого… Так учат… Но откуда же тогда взялись взаимно-презрительные клички «демики» и «элики»? Ведь за ними живые чувства… Быть может, воспитываемое во всех стратах общества самоуважение как основа психического комфорта перерастает в самовозвеличивание и презрение к иным?!.. Или все забивает ослепляющая зависть, нашептывающая, будто тебя обманули, обвели вокруг пальца, ободрали, как липку?.. И тут начинается игра в «кошки-мышки»?..
Вся эта неудобоваримая интеллектуальная каша мгновенным мазком размазалась по сознанию Мальчика, слегка затуманив его, но не поглотив.
— Кто ты? — спросил он этого странного демика.
— А хрен его знает… — усмехнулся тот. — Элики называют таких, как я, демиками… Ты вот снизошел до того, чтобы назвать меня философом… Хоть и «вшивым», но все равно приятно… Диоген, говорят, тоже сидел в своей бочке и в баню не ходил… Циник… А я хожу! Ей-ей, хожу… С папаней раз в неделю в парную, с веничком… Ух, Красота! И под душиком дома каждый божий день… Так что можете не сумлеваться, ваше элитарное величество, не вшивые мы…
— Это идиома, — буркнул Мальчик. — Ты так и не объяснил, кто ты, откуда ты знаешь Платона и Диогена? И вообще…
— А этого даже хрен не знает… — хихикнул демик-философ, — папаня тоже удивляется и с мамани стружку снимает, когда поддает: Ты, мол, от кого этого выродка понесла?!.. Ща, — рычит, — я те ходули твои гулящие повыдергаю и прочищу меж них для профилактики!.. Никогда у нас в роду таких трепачей не водилось! К какому элику бегала, сучка ненасытная?!.. Но это он от дури рычит. На самом деле, чуть не
