Вся тяжесть ликвидации последствий некачественной оклейки крыльев легла на Дементьева, и надо отдать ему должное – он проявил и энергию и инициативу' ‹См.: Яковлев А.С. 'Цель жизни. Записки авиаконструктора'. с.284-286. Кстати, по тем же, весьма осветляющим образ Сталина мемуарам, наш вождь злился, кричал и выходил из себя достаточно часто.›, в срок, правда, не уложившись. Разумеется, вся тяжесть легла на Дементьева; Яковлев как был ни при чем, так ни при чем и остался. Как вам такой стимул к действию – или сделать, или расстреляют?
А для того, чтобы понять, как с этим обстояли дела у 'бесноватого фюрера', давайте посмотрим того самого Шпеера, которому Суворов распевает дифирамбы на странице 117 своего самоубийственного цитатника ‹Причем, на мой взгляд, весьма справедливо. Я для подбора и проверки цитат стал его перечитывать, и получил от этого большое удовольствие. Как противно было потом снова возвращаться к мерзкому томику нашего беглого пророчка… Граждане читатели, пожалуйста, ознакомьтесь с поносимыми Суворовым историками и мемуаристами.
Прочитайте любую более-менее хорошую историческую или даже околоисторическую (не путать с псевдоисторической) книгу, и вас сразу же начнет воротить от суворовских пустопорожних воплей и истерических поношений. Ведь история обычно пишется без выкриков и обзывательств…›: 'Гитлер умел заставить своих сотрудников прилагать величайшие усилия в работе. 'Человек растет вместе со своими задачами', – говаривал он' ‹Шпеер А. 'Воспоминания'. с.42.›.
И ведь без расстрелов обходился! Его 'потолок' – это отставка. Одно слово – 'бесноватый'!
Кстати, Суворов тщательно отобрал из мемуаров германского министра вооружений все высказывания, характеризующие Гитлера с отрицательной стороны, однако Шпеер – автор очень взвешенный и объективный, а потому – чуждый односторонних оценок. К примеру, по поводу своего вступления в НСДАП он пишет: 'я вовсе не выбрал НСДАП, я перешел к Гитлеру, чей образ при первой же встрече произвел на меня сильнейшее впечатление, которое с тех пор уже не ослабевало.
Сила убеждения, своеобразная магия отнюдь не благозвучного голоса, чужеродность, пожалуй, банальных манер, колдовская простота, с которой он подходил к сложности наших проблем, – все это сбивало меня с толку и в то же время завораживало' ‹Шпеер А. 'Воспоминания'. с. 27.›.
Несколько раз Шпеер заостряет внимание на прагматизме Гитлера и его окружения, что очень выгодно смотрится на фоне беспрерывно сверяющихся с идеологическими скрижалями соратников Сталина.
Например: '… было бы ошибкой отыскивать у Гитлера идеологически обоснованный архитектурный стиль. Это не соответствовало бы его прагматическому мышлению' ‹Шпеер А. 'Воспоминания'. с.57.›. Или эпизод встречи автора с каким-то партийным деятелем по поводу оформления его партийного офиса: Шпеер заметил ему, что выбранные им обои – 'коммунистические', но тот 'сумел отмахнуться от моих слов величественным жестом: 'Мы отовсюду берем самое лучшее, и у коммунистов тоже'. Этими словами он обозначил то, чем уже много лет занимались Гитлер и его штаб: не глядя на идеологию, выискивать повсюду то, что сулит успех, да и сами идеологические вопросы решать в зависимости от того, как они воздействуют на избирателя' ‹Там же. c.29.›. По сравнению с опытом руководства Страной Советов – приятный контраст.
Еще одно очень важное отличие немецкого вождя – Гитлера от нашего вождя – Сталина можно обнаружить в следующей цитате из Шпеера:
'Обычно я старался говорить как можно меньше и, развив тему доклада, предлагал присутствовавшему здесь специалисту высказать свое мнение. Ни обилие генералов, адъютантов, охранных секторов, заграждений и пропусков, ни ореол таинственности, окружавший всех, работавших с Гитлером, сотрудников, вовсе не оказывали пугающего воздействия на квалифицированных специалистов. Они много лет успешно занимались своим делом, прекрасно знали себе цену и держались с чувством собственного достоинства. Иногда беседа превращалась в жаркую дискуссию, ибо они зачастую даже забывали, кто перед ними.
Гитлер относился к этому с юмором и не скрывал уважительного отношения к этим людям; вообще на совещаниях он вел себя довольно скромно и обращался с его участниками подчеркнуто вежливо. Он также отказался от своей манеры убеждать несогласных в своей правоте, парализуя их волю долгими, утомительными речами. Он умел отличать главные вопросы от второстепенных, обладал гибким умом и умел не только мгновенно выбрать из нескольких вариантов один, но и убедительно обосновать свое решение. Он легко ориентировался в технических процессах и легко разбирался в планах и чертежах. Его вопросы свидетельствовали о том, что за короткое время доклада он, в основном, успевал схватить суть даже самых сложных обсуждаемых проблем. Но обычно – недостаточно глубоко.
‹А вот это 'но' – одно из главнейших отличий честного ученого или мемуариста от идеологически ангажированного. Шпеер не собирается делать из фюрера ни плакатного вождя, какого Суворов лепит из
Сталина, ни полное ничтожество, непонятным образом проникшее на пост руководителя государства, что тщится изобразить тот же Суворов из
Гитлера. Честный человек чужд однобокости, он понимает, что у каждого есть и плюсы, и минусы. А вот Суворов тщательно обходит либо одно, либо другое, в зависимости от идеи данной конкретной книжки. А то и данного конкретного абзаца.›
Мне никогда не удавалось предсказать заранее результат этих совещаний. Иногда он без всяких оговорок соглашался с доводами, которые, казалось, в корне противоречили его взглядам; иной раз, напротив, он настойчиво противился осуществлению второстепенных мер, хотя еще недавно настаивал на их проведении.
Тем не менее, я выбрал очень удачный способ обведения его вокруг пальца с помощью специалистов, обладавших гораздо более детальным знанием предмета, чем он. Лица из ближайшего окружения Гитлера с удивлением и не без зависти констатировали, что после таких заседаний с участием квалифицированных специалистов Гитлер часто признавал их правоту, хотя на предшествовавших оперативных совещаниях яростно отстаивал свое мнение' ‹Шпеер А. 'Воспоминания'. с.318-319.›.
Эти фрагменты воспоминаний Шпеера Суворов старательно обошел, выбрав из них лишь то, что говорит не в пользу Гитлера. Подчас для этого приходилось действовать очень тщательно и аккуратно, как, например, в случае с цитатой, где германский министр вооружений вспоминает о реакции Гитлера на бегство Гесса в Великобританию в
1941 году.
Кстати, представьте себе, как отреагировал бы Сталин на сообщение о том, что второй после него самого человек в партии – Л.М.Каганович
(или А.А.Жданов ‹Р.Гесс был заместителем Гитлера по партии, а у нас товарищ Сталин был сам себе зам, поэтому привести более-менее близкий советский аналог этого деятеля оказалось довольно сложно.
Мой выбор пал на Л.М.Кагановича и А.А.Жданова потому, что именно они вели заседания Политбюро ЦК ВКП(б) в отсутствие вождя на месте.›), бежал на самолете в Германию, в тот момент, когда с нею вовсю идет война. Интересно, сильно ли его реакция отличалась бы от реакции
Гитлера? Ведь продолжая читать того же А.С.Яковлева, (повторяю, один из самых просталинских мемуаристов), помимо пассажей, характеризующих Сталина с положительной стороны, мы можем найти и целый ряд совершенно противоречащих отлакированному образу спокойного и мудрого Сталина у Суворова. Сталин у Яковлева может рассвирепеть и не слушать резонные возражения ‹См.: Яковлев А.С.
'Цель жизни. Записки авиаконструктора'. с.218.›, быть в раздражении
‹Там же. с.248.›, вспылить ‹Там же. с.274.›, выходить из себя ‹Там же. с.285.› и тому подобное. Просто он живой человек, а не собственная мумия, и реагирует на жизнь так, как свойственно человеку, а не Богу, которым так хочет представит его антикоммунист и демократолюб Суворов.
Да, возвращаясь к оному правдорезу цитат по живому, – для создания нужного ему образа воплощения всех мыслимых недостатков из вполне реального живого человека, каким, по мнению специалистов, был
Гитлер, воспоминания Шпеера Суворову приходилось кроить очень тщательно и аккуратно. Вот так Виктор приводит цитату, где Шпеер пишет о реакции Гитлера на полет Гесса: 'Я вдруг услышал нечленораздельный, почти звериный вопль' (с.69). Конечно, а как же, ведь Гитлер – клинический сумасшедший!
