потянула его вниз, и он не удержался на ногах, снова плюхнулся в мягкий мох. Дарья прижалась к нему всем телом, подняла лицо очень близко к его лицу и крепко поцеловала его в губы. «Ну, Дарьюш! Ты что!..» — пролепетал ошеломлённый Ирми, чувствуя, как его охватывает, словно захлёстывает огромной волной, нарастающее скачками возбуждение, которое он уже не способен был контролировать. «Да брось ты… Никто ведь нас не видит! Полный интим!» Её рука оказалась у него на колене, потом на бедре, медленно и плавно продвигаясь всё выше и выше. Внезапно навалившаяся тишина набивалась в уши и затуманивала сознание. В безмолвии всё быстрее и быстрее мелькали вспышки белого света, тут же сменяемые непроглядной чернотой. От бешеного мелькания, от вязкой тишины, от поцелуев и прикосновений Дарьи, от странно пьянящего запаха её крупного тела у Ирми закружилась голова. Дарья покрывала его лицо влажными поцелуями, и он уже не пытался уклониться…
Ирми выскочил на аллею, пошёл быстрым шагом, потом почти побежал. Он не помнил, как выбрался из «Гротов», как нашёл тропку посветлее, без навевающих жуть звуковых и световых эффектов, как эта тропка вывела его прямо на площадь, где раньше находился главный вход в Парк, а теперь возвышался Бесконечно-Великий Забор… Он выскочил на площадь, оглядываясь по сторонам. Звуки, несущиеся от нависшего над площадью Забора и освещавшие окрестности раздражающе-мельтешащие картинки, мешали сосредоточиться и найти стоянку, где он оставил свою машину.
Наконец, он увидел её и рванул туда.
Он сидел в машине и долго не мог придти в себя. Лицо мучительно горело, он не знал, как отряхнуться от никогда ранее не испытанного им унижения… В горле застрял комок, болезненно перекатывающийся и поднимающийся к глазам, загоревшимся сухим жаром. Руки дрожали, и он никак не мог вставить ключ зажигания. Он опустил голову на руль, и так сидел некоторое время, пытаясь успокоиться и придти в себя. Постепенно он осознал, что «Гроты» — последняя капля, как бы знак: пришло время покончить с Дарьей и со всей этой самоварной историей…
Когда он поднял голову, собираясь завести машину, сбоку непонятно откуда возникла она сама. По- хозяйски раскрыла дверцу и, как ни в чём не бывало, уселась рядом с Ирми. Спокойно и буднично, как ни в чём не бывало, она спросила:
«Ну, куда теперь, трусишка?» — «Не знаю…» — не глядя, на неё, буркнул Ирми.
Ему снова показалось, что она привычно высасывает из него всю волю, и это его разозлило. Он постарался вложить в голос всю решимость и злость и отрезал: «Времени на развлечения у меня сегодня больше нет — и желания тоже…» Дарья будто не слышала, она деловито рылась в сумке, при этом пыталась как бы случайно прижаться к нему, словно не замечая, что он старается отодвинуться от неё и демонстративно отводит глаза в сторону. Она как бы сама себе бормотала: «Бывают же такие скромники среди «американских» мальчиков… Не ожидала!.. А впрочем, мужик ты… э-э-э… ничего… стоящий… классный! Вернее — не из самых пропащих… э-э-э… есть потенциал… Наверно, тебе помешали твои ниточки, поэтому ты и… э-э-э…» — «Сделай милость, помолчи хотя бы сейчас…» — буркнул Ирми.
Когда он, после очередной её попытки прижаться, резко отстранился, Дарья выпрямилась, глаза её метали молнии. Она прошипела: «Я думала — я для тебя больше значу, чем твои замшелые дружки… А ты… До чего же ты погряз!.. И ещё смеешь обвинять Офелию во лжи! Ты посмотри на своего Максима — вот уж совершенная серость, и внешне, и внутренне!.. А как вы с ним выглядите: эти неопрятные висящие вдоль портков нитки, эта… э-э-э… тюбетейка… А причёска!..
Мракобесие аж из ушей кисточками прёт!.. Да сколько тебе лет, что всё играешь в эти глупые игры?!» — «Мне-то 25, — буркнул Ирми, не глядя на неё и затормозив на перекрёстке, перед тем, как свернуть на главный проспект Эрании. — А вот сколько тебе?» — «Вообще-то, у дам такое не спрашивают, но тебе так уж и быть — скажу: за 30! Я взрослая женщина, много чего в жизни повидала и многому тебя могу научить!» — «Спасибо, Дарьюш, уже не надо: научила…» — сухо, срывающимся голосом произнёс Ирми. — «Да? Ты так полагаешь?» — «Да! Твои университеты я окончил!» — «Ну, я надеюсь, у меня будет ещё возможность преподать тебе не один урок…» — «Ладно, со своими возможностями разбирайся сама… без меня и моих… как ты их зовёшь, ниточек! А то будто до сих пор не знаешь, как эти ниточки и эта тюбетейка называются!.. Это многое проясняет…» — не глядя на неё, отрезал Ирми. — «О-кей!.. Как бы не пожалел! — ледяным голосом отчеканила она: — А сейчас… хотя бы отвези меня домой, как это водится у приличных кавалеров! Если уж на «Таамон-Сабаба» денег пожалел… И я ещё хотела с этим человеком… в таком-то прикиде… появиться в приличном месте типа «Цедефошрии»!' Ирми не отвечал и не глядел на Дарью, стараясь даже не слушать, что она говорит.
Спустя считанные минуты он уже притормаживал у дверей «Самовара». Дарья демонстративно смотрела в окно, но пару раз всё-таки кинула на него украдкой любопытный и привычно жаркий взгляд. Но он уже не смотрел на неё. Дарья медленно выбиралась из машины, долго придерживая дверь, как бы ожидая чего-то, но он и не взглянул на неё, только нетерпеливо дёрнул плечом и что-то пробурчал. Ей ничего не оставалось, как покинуть машину. Тут же, ни на кого не глядя, он дал газ и развернулся в сторону Меирии.
Он не мог видеть, что к Дарье уже спешил некто и тихо прошипел: «Почему не задержала? Почему вас не оказалось там, на месте, куда ты должна была его привести? Почему хотя бы камеру не включила? А теперь, как я понимаю, и поссорились… Упустила «америкашку с летающей тарелкой»! — на что Дарья, залившись румянцем, виновато кивнула. — Теперь свищи ветра в поле… Как мы его теперь?.. Тоже мне ещё, Далила грёбанная…»
Возле дома, запирая машину, Ирми сунул руку в карман и наткнулся на клочок бумаги с написанным её почерком номером телефона, скатал его в трубочку и с ожесточением кинул в лужу на тротуаре.
Сердце тихо ныло, сухие глаза мучительно горели, как и всё лицо, а перед мысленным взором почему-то мелькнуло отчаянное выражение на лице Ренаны, ни намёка на укор, только горечь и отчаяние… Потом лица её братьев-близнецов и лицо Ноама…
Максим сидел у окна, уткнувшись в книгу. Увидев лихорадочно сухие, словно бы полные слёз синие глаза на горящем лице Ирми, он всё понял и не стал ни о чём спрашивать, решив, что друг ему когда- нибудь сам расскажет, что с ним произошло.
Не глядя на Максима, Ирми тут же, не переодеваясь в домашнюю одежду, прошёл в душевую комнату и включил воду…
Выйдя из душевой сорок пять минут спустя, он, не глядя на друга, запинаясь, проговорил: «Через три дня мои родные прилетают, и мы с тобой переезжаем в Неве-Меирию.
Прости, что я тебе об этом вовремя не сказал, и тебе придётся очень быстро собрать пожитки…» — «Да ничего, Ирми! Главное, что твои приезжают, что мы перебираемся подальше от… Беседер… молчу- молчу… — и, почти без паузы: — А я, между прочим, кое-что тут ухватил. Мы же с Ноамом бились над обратным преобразованием!» Максим молча заваривал чай и накрывал на стол. Когда они уселись за маленький столик на кухне, он медленно и тихо заговорил: «Не хотел тебе раньше говорить…
Но эта «малина гойеров»…' — «А ты-то откуда это словечко знаешь?» — «Мне Зейфер сказал, пьяный был в стельку, как у нас говорят… — это выражение Максим произнёс по-русски и продолжил: — Он мне фактически признался, что они сюда подосланы и подсажены. Потому-то их и поместили в такие тепличные условия, потому-то их гиюр назвали экспериментальным. Их не к гиюру готовят, как я понял, а приобщают к… борьбе с антистримерами, как они нас назвали… Как видишь, я правильно угадал — неспроста Зейфуллина превратили в Зейфера!.. Вот только зачем ты… их человеку… э-э-э… про руллокат рассказал? Ведь они уже планы строят, как его в Россию поставлять и большие бабки на этом срубать… Надо что-то придумать, чтобы защитить твоего отца от Тумбеля… Опасный тип…» — «Ох, Макси, не надо сейчас об этом, мне и так… противно всё это… Сам себе противен…» — «Выпей стакан крепкого горячего чаю и иди спать… Но с мёдом, обязательно с мёдом!»
Спустя неделю Ирми сказал Бенци, что только что прибывшие родители и сестра хотят нанести визит Доронам, познакомиться с семьёй друзей их сына и брата, которая приняла в нём большое участие. Бенци, правда, предупредил: «Ты же знаешь, что мы давно перевезли Нехаму и малышей в Неве-Меирию к
