в донные отверстия, сидели в самих агрегатах, там, где
скоро будет бурлить вода и вращать лопасти. Караб-
кались по арматуре, катались на лыже шагающего
экскаватора, тряслись в кабине двадцатипятитонного
самосвала.
Леньку все тут знают: он бригадир плотников. Шо-
феры останавливаются, предлагают подвезти его; с
экскаваторщиками он договаривается пойти на танцы.
Пыль, жарища, звон, лязг. Я, растерянный, бродил,
спотыкаясь, за ним, ничего уже не соображая, не раз-
55
бираясь, где тут спиральная камера, зачем «засыпают
пазуху», а он тащил и тащил, выкрикивая:
— Вот она, плотина! Добра! А это мы на дне мо-
ря… Стой, не ходи: там взрывают.
За горами щебня ухали взрывы, взлетали мелкие
камни: дробили скалу для шагающих экскаваторов.
Я впервые видел все это, мне казалось, что это — ки-
но, во сне, голова кружилась.
Уже совершенно без сил я плюхнулся на гребне
плотины. Отсюда все было видно, как на плане. Строй-
ка раскинулась в излучине реки. Тут вырыли глубо-
чайший котлован — целый овраг, ниже дна Ангары —
и обгородили его дамбами.
В котловане стоит здание станции — все в лесах,
в железе. Над ним по эстакаде ходят шесть порталь-
ных кранов. От здания до Ангары протянулась чуть не
на километр уже насыпанная земляная плотина, на
которой мы сидим. Как только здание достроят, дамбы
разрушат — и вода хлынет в овраг-котлован, затопит
56
все. Тогда плотину досыплют до того берега, запрудят
Ангару — и она пойдет через станцию, начнет затоп-
лять долину, поднимется до гребня плотины на три-
дцать метров. Будет море…
Море в центре Сибири…
Я, поневоле взволнованный, стоял, смотрел — и
впервые по-настоящему начинал постигать смысл тех
удивительных преобразований, о которых я не раз чи-
тал, слышал и все равно не особенно разбирался в них.
Стройки, гидростанции, новые железные дороги, добро-
вольцы, едущие на целину и в Сибирь… Ветер беспо-
57
койства, захватывающий все и вся, ветер продолжаю-
щейся эры великих дел и великих открытий!
Кто же это выдумал: «каторжная Сибирь»? Тер-
мин из музея! Это же по недомыслию, из-за негодных
когда-то средств передвижения! А теперь, когда Си-
бирь стала близкой и проходимой, в ней началось та-
кое, чего Европа и не видела, о чем и не мечтала. Ста-
рая, тесная, обжитая и позастроенная Европа… Тут,
на целинных просторах, рубят сразу, огромными
ударами, вот как здесь. А ведь это действительно
здорово!
На плотине было пустынно и относительно тихо;
шумы и звоны неслись снизу, завывание шагающих.
Прилетела длиннохвостая серая птичка, села на ка-
мешек и разглядывала нас, вертя головкой.
— Плисточка,— ласково сказал Ленька. Он был
такой смешной: раскорячился на песке, зажав в руке
ботинок, мощный, неуклюжий, с боксерской физионо-
мией и ласковым голосом.— Плисточка… Ах ты, глу-
пунька моя! Интересно тебе, да? Ну, что смотришь?..
Они тут часто летают. Все звери и птицы ушли, а
плисточки — нет. Припорхнет к тебе на арматуру, ся-
дет и смотрит: а что это такое люди делают? Хоро-
шая пташка… А в общем, Толя, ты идешь ко мне
бригаду.
— Что?
— А что? Не нравится тебе у нас, да? Эх ты, голо-
ва! Что там, на Братской-то, делать? Все туда и туда
прут, один на одном уже сидят. Да мы туда еще успе-
ем! Вот тут дела! Ангару скоро прудить будем. Быст-
ра она, сильна — во что будет! Оставайся, право,
наивный ты человек. Запрудим — поедем вместе на
Братскую! Там еще ничего нет, лес рубят, а здесь са-
мое главное. Пошли! Пошли ко мне в бригаду! Вместе
жить будем!
58
— Слушай, да я же не умею и топор в руках дер-
жать…
— Научу! Чучело, пошли! Во-он наш блок! Ви-
дишь, вон стучат. Вот там и я буду ночью стучать:
стук-стук, швяк-швяк, га-а-а!
— Ты, Ленька, в самом деле влюблен в стройку,
как в девушку.
— Больше. Ты же ничего не понимаешь… Вона,
взгляни, дома, которые я строил. Я же тут с первого
дня. Сарай стоял, ты понимаешь?.. Весь лес, вся опа-
лубка через эти руки… А-а! Идешь в бригаду или нет?
