Все согласились, и, ощущая общее нетерпение, я подумала, что бы сказала Мойра об этом нашем вторжении на чужую территорию.
Мы запрыгали по плоским камням, уложенным через не большой ручей, впадающий в озеро.
Под тополями земля казалась покрытой белым потертым ковром. Холод проникал сквозь нашу сырую одежду. Мы обошли ядовитый дуб с его пятипалыми листьями и трехпалый плющ.
Перед коттеджем стоял аэромобиль, припаркованный на небольшой полянке в тени деревьев.
Весь кустарник перед коттеджем был вырублен, а освободившееся место заняли длинные цветочные клумбы вдоль всех стен. Чуть дальше от дома, на пятачке, хорошо освещенном солнцем, растянулся прямоугольный огород: я увидела томаты, тыквы, кабачки и стручковую фасоль.
– Никакая это не дача, – произнесла я вслух, потому что Квонт куда-то подевалась. – Здесь живут постоянно.
Мануэль обогнул огород, чтобы получше рассмотреть аэромобиль. Я почувствовала его восхищение – не какую-то конкретную мысль, а просто одобрительный кивок при виде мощной блестящей машины.
– Эй, ребятня, какого черта вы залезли в мой огород?
Дверь коттеджа с грохотом распахнулась, и мы вздрогнули, увидев, что к нам направляется какой-то мужчина.
Стром инстинктивно принял боевую стойку, наступив случайно на куст томата. Я заметила это, и он тут же шагнул в сторону, но мужчина тоже заметил и нахмурился.
– Проклятье!
Мы выстроились перед хозяином дома. Я возглавила нашу фалангу. Слева от меня, чуть позади, занял место Стром, затем построились Квонт, Бола, а за ним Мануэль. Место Мойры справа от меня пустовало.
– Ходите тут, топчете растения, что за дела?
Это был молодой человек, одетый в коричневую рубашку и бежевые штаны, черноволосый, худой, довольно хрупкий. Я предположила, что он связующее звено своей стайки, но тут мы все увидели, что у него нет ни сенсорных подушечек на ладонях, ни феромонных трубок на шее, вообще никаких средств взаимосвязи. К тому же он успел произнести целых три фразы, прежде чем мы сумели выдавить хоть слово.
– Простите, что мы наступили на ваше растение, – сказала я, подавив общее желание донести до него примирительные феромоны. Все равно бы он не понял. Перед нами стоял одиночка.
Мужчина перевел взгляд с поломанного куста на меня, а потом снова на куст.
– Чертов выводок, – сказал он. – Неужели вам не привили программу обычной вежливости? Живо убирайтесь из моего сада.
Бола захотел было поспорить, что, мол, земля здесь принадлежит Баскинам, но я закивала улыбаясь.
– Еще раз простите, мы немедленно уходим.
Мы попятились, а он приклеился к нам взглядом. Нет, не к нам, ко мне. Он смотрел на меня, я видела, как его темные глаза сверлят меня насквозь и видят то, что я хотела бы от него скрыть. Мои щеки залились неожиданным жарким румянцем, хотя я стояла в тени. Его взгляд был такой плотский, а я в ответ…
Я быстро спрятала эту мысль, но прежде остальные из моей команды успели уловить ее запах. Я поежилась, чувствуя, как сквозь меня просачивается упрек Мануэля, а затем и Квонт.
Я метнулась в лес, и моей команде ничего не оставалось, как последовать за мной.
Полутона их гнева смешались с моим чувством вины. Мне хотелось разбушеваться, завопить и начать крушить все направо и налево. Мы все были сексуальными существами, как в целом, так и по отдельности. Я не стала устраивать бунта, а просто отделилась от всех, и если Матушка Редд что-то и заметила, то ни одна из них ничего не сказала. Наконец я поднялась по лестнице и пошла навестить Мойру.
– Не подходи близко, – прохрипела она.
Я присела на стул возле двери. В комнате пахло куриным бульоном и потом.
Мы с Мойрой идентичные близнецы, единственные в нашей стайке. Впрочем, между нами не такое уж великое сходство. Она носит короткую стрижку, а я отрастила волосы до плеч. Она на двадцать фунтов тяжелее, у нее округлое лицо, а у меня – заостренное. Мы больше смахиваем на двоюродных сестер, чем на близняшек.
Мойра приподнялась, внимательно всмотрелась в меня и тут же плюхнулась обратно на подушку.
– Вид у тебя невеселый.
Я бы выдала ей всю историю одним прикосновением к ладони, но она бы не позволила мне приблизиться. Я могла бы обрисовать все случившееся с помощью феромонов, но пока сомневалась, хочу ли я, чтобы она все узнала.
– Мы сегодня познакомились с одиночкой.
– Надо же. – Очень туманное замечание. Не имея возможности разделять мысли и воспоминания на химическом уровне, я потеряла представление о ее истинном настрое – циничном или искреннем, заинтересованном или скучающем.
– Возле озера Баскинов. Там появился коттедж… – Я выстроила сенсорное описание, но оно улетучилось. – Как это все-таки сложно. Неужели мне нельзя просто до тебя дотронуться?
– Только этого нам всем не хватало. Сначала я, потом ты, потом все остальные, так что через две недели, к началу учебного года, мы все сляжем. Нам нельзя болеть.
Той осенью нам предстояло приступить к тренировкам в невесомости. Все говорили, что именно тогда и начинался на стоящий отбор: учителя решали, какая стайка достаточно жизнеспособна, чтобы пилотировать наши звездные корабли.
Мойра кивнула.
– Так что там насчет одиночки? Кто он – луддит? Христианин?
– Ни то ни другое. У него есть аэромобиль. Он рассердился на нас за то, что мы наступили на его куст томата. А еще он… смотрел на меня.
– Ничего удивительного. Ты ведь наше связующее звено.
– Нет, он
Мойра секунду помолчала.
– Вот как. И ты почувствовала…
Мои щеки вновь жарко зарделись.
– Что краснею.
– Вот как. – Мойра задумчиво уставилась в потолок и потом сказала: – Ты ведь знаешь, что мы все по отдельности сексуальные создания и в целом…
– Прекрати читать мне лекцию! – Иногда Мойра превращалась в настоящего педанта.
– Прости, – вздохнула она.
– Все в порядке.
Мойра хитро улыбнулась.
– Он хоть симпатичный?
– Перестань! – После паузы, я добавила: – Он красив. Мне жаль, что мы растоптали его куст томата.
– Так отнеси ему другой.
– Думаешь?
– Заодно выясни, кто он такой. Матушка Редд должна знать. И позвони Баскинам.
Мне хотелось обнять ее, но я ограничилась одной волной.
Раньше Матушка Редд занималась медициной, но когда одна из ее стайки умерла, она предпочла
