начинала сначала. К первому крику петухов, обозначавшего конец разгула нечистой силы, перья остались только на голове и шее. Дождавшись урочного часа, ощипанный петух Касьяна Кривого с такой радостью закукарекал, что впервые перекричал остальных посадских петухов.
28
Как ни старалось половецкое войско под предводительством хан Гзака неожиданно напасть на Северскую землю, сторожа из приграничного острога обнаружили их, забили в полошный колокол, послали гонцов с черной вестью и подали сигнал дымом – на заранее заготовленные кострища сухих дров навалили свежей зелени, чтобы дыма было больше, и подожгли. В следующем остроге, заметив дым костров, зажгли свои и забили в полошный колокол. По деревням и селам поскакали бирючи скликать народ в осаду. К вечеру вся Северская земля знала, что на них идут половцы. Жители сел и деревень потянулись кто под защиту крепостных стен, кто в лес, где в глухих местах были заранее выкопаны землянки. Спрятались в лесу и семьи дружинников приграничного острога. Они увели с собой скот и птицу и унесли ценный скарб, а малоценные вещи закопали во дворах и огородах. Мужчины, около ста человек, остались защищать острог. Им надо было задержать поганых как можно дольше, чтобы жители внутренних поселений приготовились к нападению, а если еще и удержат острог, потом меньше надо будет отстраивать.
Острог был треугольный, располагался в месте слияния двух речушек. Защищали его высокий земляной вал с тыном из толстых, заостренных бревен, поставленных плотно одно у одному, и башня над воротами, которые располагались посередине той стороны, что тянулась от одной речки к другой. На расположенных вдоль рек сторонах не было башен, потому что нападения степняков с воды русичи не опасались. Приграничный острог половцы уничтожали при каждом нападении на Северскую землю, чтобы некому было наблюдать за Степью. Русичи каждый раз восстанавливали его, не желая оставлять лихих соседей без присмотра.
Половцы попробовали с наскока взять острог копьем. Град стрел, копий и камней сразу остудил их пыл. Хан Гзак, не желая терять на острог много времени, послал переговорщика. Хан имел редко встречающие среди половцев огненно-рыжие волосы и красное, налитое кровью, веснушчатое лицо. Рыжие обычно или очень злые, или очень добрые. Гзак был из первых. Хитрый, коварный и трусоватый, он предпочитал бить в спину, действовать чужими руками, но, поскольку был очень вспыльчив и в гневе безрассуден и бесстрашен, иногда ломился напролом, нападал даже на более сильного противника и не успокаивался, пока не побеждал или не был бит жестоко.
Половец, говорящий по-русски, с поднятой вверх безоружной правой рукой – знак мирных намерений – подскакал к башне и крикнул находившемуся там воеводе острога:
– Хан Гзак предлагает вам сдаться. Он отпустит вас живыми, но без оружия.
– Передай хану, что мы подумаем над его предложением и дадим ответ через недельку или две, – с издевкой ответил воевода.
– Если не сдадитесь, мы всех перебьем, острог вас не спасет, – пригрозил переговорщик.
– Острог крепок не стенами, а защитниками, брать его придется твердо головами, – предупредил воевода.
– Мы возьмем, – пообещал переводчик. – Лучше сдавайтесь сразу. Если хан Гзак разозлится, пощады не дождетесь.
– Передай хану, что нам пока не охота сдаваться! – насмешливо ответил воевода. – Пусть получше нас попросит!
– И еще вот это Гзаку передай! – весело крикнул один из дружинников, повернулся к половцам спиной, снял порты, показал свой тощий голый зад и еще звонко пошлепал ладонью по ягодицам.
Защитники острога громко заржали. В позапрошлом году хан Гзак, удирая от русичей, был ранен стрелой в задницу, после чего долго не мог ездить верхом.
Хан Гзак стоял на невысоком холме в окружении других ханов и хорошо видел послание русичей. Намек он понял. Лицо Гзака налилось кровью, стало цвета его волос. Скрипнув зубами, Гзак прохрипел:
– Пока их не уничтожим, дальше не пойдем! – и сам повел половцев на новый приступ.
Русичи легко отбили нападение. Толстые бревна надежно прикрывали их половецких стрел. Зато степняки были как на ладони для защитников. Потеряв несколько десятков человек, половцы опять отступили. Гзак еще раз погнал их на приступ – и снова понес большие потери. Половецкие воины зароптали. Стенобитных орудий у них не было, брать крепости приступом в пешем строю не умели и не любили. Зная злобный норов Гзака, никто не отваживался высказать недовольство ему в глаза, но хан и сам понял, что победа таким способом окажется хуже поражения. Он придумал, как лишить русичей их главного преимущества – тына и башни.
– Пусть все собирают валежник и свозят сюда, – приказал хан Гзак. – Рабы-русичи отнесут его под тын и башню, а мы подожжем.
Полсотни рабов, мужчин и женщин, сопровождали половецкое войско, обслуживали его. У всех мужчин и некоторых строптивых женщин были надрезаны сухожилия на ногах, чтобы не сбежали. Подволакивая ноги и по-медвежьи косолапя, рабы несли валежник к острогу. Половцы, прячась за спины рабов, подгоняли их копьями и заставляли сваливать валежник под самый тын и башню, а потом поджигали.
– Братцы, простите Христа ради! – извинялись русские рабы перед защитниками острога. – Не по своей воле делаем!
Защитники прощали и не стреляли по поганым, которые прятались за спины рабов, чтобы случайно не зацепить своих.
Заодно степняки обстреливали горящими стрелами постройки внутри острога. Погода стояла жаркая, сухое дерево и солома занимались быстро. Внутри острога сгорело несколько изб, крытых соломой. Но тын и башня держались, защитники в первую очередь тушили их, благо воды было вдоволь.
На восьмую ночь, темную, безлунную, когда стало понятно, что в нескольких местах тын вот-вот рухнет, русичи бесшумно выбрались из острога, на лодках переплыли на тот берег, где не было половецких сторожей, и ушли в лес. Свое дело они сделали – задержали половцев на неделю.
Обнаружив утром, что русичи обманули его, ушли безнаказанными, что напрасно потерял столько времени, хан Гзак хотел послать несколько отрядов в лес на их поиск, но на этот раз половецкие воины зароптали в открытую.
– Воевать с русичами в лесу – это верная гибель, – высказал общее мнение старый хан малочисленного и невлиятельного рода и то ли случайно, то ли нарочно почесал задницу.
Хан Гзак одним ударом сабли снес ему голову. Остальные ханы схватились за оружие. Поняв, что перегнул палку, Гзак не пошел на попятную, а еще больше разозлился, с надменной улыбкой произнес:
– Ну, паршивые трусы, кто еще думает, как он?! Кто еще умеет воевать только с бабами и детьми?! Выходи на бой со мной! – и поднял саблю, с которой капала кровь, готовясь уничтожить всех, кто хоть намеком проявит недовольство, сколько бы таковых не оказалось.
За эту жестокость и безрассудную отвагу его и боялись, за это и выбрали предводителем. Хан Гзак обвел налитыми кровью глазами окружавших его ханов. Их головы были покорно склонены, не нашлось ни одного отчаянного. Их покорность успокоила хана Гзака:
– Хорошо, не будем тратить время на этих голодранцев. Рано или поздно они попадутся в наши руки, и тогда сдерем с живых шкуры.
Ханы, обрадовавшись, что избавились от рискованного дела и остались живы, заорали похвалы мудрости и смелости Гзака.
– Острог сжечь, сравнять с землей! – приказал хан Гзак. – Пусть этим занимается род труса, а мы пойдем на Путивль, где нас ждет богатая добыча.
29
Половцы под предводительством хана Кончака Отроковича, минуя укрепленные поселения и грабя все остальные, быстро шли к Переяславлю. Добыча попадалась им небогатая. Почти все жители, взяв всё ценное, попрятались за крепостные стены или в лесах. Половцы жгли брошенные села и деревни, вытаптывали поля и огороды, чтобы нанести больше урона русичам, заставить покинуть эту землю.
Переяславль окружал восьмиаршинный вал с тринадцатиаршинной деревянной стеной с семнадцатью восьмистенными башнями, пять из которых были проезжими. Перед валом был выкопан и заполнен водой ров глубиной в три сажени и шириной в четыре. С трех сторон к крепости примыкал посад, в свою очередь
