- Неси в вагон! Занимай место! А мотики пусть здесь останутся, кому они здесь нужны…
Пока я таскала вещи, на дороге появился Женька. Он остановился, поддернул болотники и потащил через брод спальник. - А они что? – спросила я его.
- А ничё, стоят! – он пожал плечами и побежал к вагончику мимо меня.
Вагончик был сделан из старого фургона, – окна заварены металлом, а кое-где просто заложены фанерой. Прямо напротив двери стояла печка, сделанная из половинки двухсотлитровой металлической бочки, а в глубине были разобранные палати – остов был, а вот доски кто-то сжег в печи. Я выглянула наружу – сразу перед дверями вагончика начинался песчаный, срытый наполовину холм – видать, здесь тоже что-то строили, может быть, хотели спрямить дорогу? А может это не холм вовсе, а насыпь? Вскоре к нам присоединился Будаев с Юркой. Он услал Женьку и сына искать доски для полатей и дрова для печи. - А что остальные? – спросила я. – Их же позвать сюда надо…
Он равнодушно пожал плечами. - А как хотят, так пусть и делают…
Я вышла наружу и пошла к речке – там Алексей уже возился с мотоциклами – проверял масло. Удивительно, но мой Щенок перестал его есть, а вот Гиперболоиду нужно было регулярно подливать. - Леш, а что, может, остальных позвать?
- Да я их звал, не идут, стоят, как бараны, на ветру! Я не знаю, что с ними делать! – он посмотрел на меня и помедлил, – Может, еще раз съездить? Околеют ведь!
- Наверное, надо.
Так, с грехом пополам нам все-таки удалось затащить в вагончик и Андрея, и Олега, и журналистов. Женька с Юркой где-то наверху нашли еще один такой же вагончик, и там оказались неразобранными большие нары и деревянные полы. Парни перетаскали доски вниз, и через десять минут в буржуйке яростно гудел огонь, вагончик нагревался, а мы стелили нары. - Странное здесь место, – улыбаясь, рассказал довольный Женька, – там знаете, что еще нашли? Станок токарный, ржавый весь и педальную детскую машинку… Что здесь было?
Об этом можно было только гадать… Весь день мы посвятили отдыху. Мы натянули веревки под потолком, сушили промокшие вещи, стирали в речке бельишко и носки, возле печки подсушивали спальники и одеяла. Как-то вдруг неожиданно выяснилось, что продуктов осталось мало, и мы уже съели последний хлеб. Ну, тут уж я была ни в чем не виновата – надо было с самого начала назначить ответственного за кухню. А то жрали в три глотки, пока стояли на Баргузине… А теперь придется пояски потуже затянуть. Наверное, тут была вина Мецкевича, который, видимо, даже не предполагал, что дорога может быть такой тяжелой, но только никто, даже Будаев, не решился его в этом упрекнуть. Я, честное слово, порадовалась, что за продукты отвечала не я… Спать легли рано, видимо, в самом деле, закончилась водка. Журналисты решили ночевать в палатке, наверное, запашок в вагончике их не устроил. А может, у них еще оставался спирт. Я не расстроилась по этому поводу – на полатях было тесно. Мне досталось место возле стены, и через час меня притиснули к ней так, что даже шевельнуться было нельзя, однако тут было тепло, и даже громкий Женькин храп не помешал мне выспаться – я просто поглубже натянула на уши старенький петушок и уснула… А на следующий день я разругалась с мужиками окончательно. Нет, не так: я с ними не ругалась, это они разругались со мной, по причине испорченной ухи. Мужчины вообще относятся к еде несколько иначе, чем женщины, а уж что касается ухи!… Тут им вообще нет равных. Дело в том, что накануне вечером Олег поставил на Баргузине сети, а утром их снял. Улов был невелик – два полуторакилограммовых ленка с пятнистыми змеиными боками. Ленки были отложены для ухи, которая означала некое священнодействие. Ну, это они так думали. Меня об этом никто не предупредил. Сначала на реке наладили переправу – построили по «проекту» Алексея плот из камер и досточек, позаимствованных на полатях. К плоту привязали две веревки. Рослые журналисты перетолкали плот на ту сторону, – и даже им вода доходила почти до груди, – и переправа была налажена – её устроили по типу маятника. Заводили плот повыше, нагружали его, с веревками бежали по берегу, придерживая, чтобы не перевернуло, течением плот сносило вниз, к другому берегу. Там его разгружали, перетаскивали сюда, и все повторялось. Беда была только в том, что плот был маленьким, и мотоциклы пришлось разбирать – коляски переправляли отдельно, вещи – отдельно. Переправили на тот берег и меня. Женька следил за костром, а я должна была варить уху. Уха – это просто! – решила я, – Это рыба, картошка и рис! Плоский берег зарос кустами черники, а уж ручейника здесь было! Можно было всю рыбу накормить! Эти крупные и неприятные на вид насекомые вспархивали из-под ног и все время норовили сесть на лицо. Я отмахивалась от них, как могла, но они все равно лезли – слишком много их здесь было. - Сколько риса класть? – крикнула я мужикам.
- Кружку! – послышалось в ответ.
Кружку так кружку. Честно говоря, голова моя была занята другим – она переваривала все, что случилось за последние дни и даже за последние часы. Одним глазом я следила за Алексеем. Вторым – за мотоциклами. Так что за ухой следить было некогда. В
