Приданое для Царевны-лягушки

– Отпевание устрою по знакомству, настоящее. И отмолю грехи. Он ведь умер молодым?

– Молодым, – Платон закрыл глаза, не пропуская боль в сердце.

– Значит, грешил где ни попадя, так? Что ж я, не знаю их, молодых...

Она полезла рукой в сумочку.

– Нельзя, – тихо приказал Платон.

Лукреция вздохнула и убрала руку.

– Значит, договорились? – Она посмотрела на Платона. В полумраке коридора ее лицо с изумительным овалом, большим удлиненным лбом, как у голландских женщин на древних портретах, казалось молодым и давно знакомым.

– В квартире не курить, – сдался Платон.

– Ладно. В холодильник я буду заглядывать часто, скажи, чтобы твой племянник не цыкал.

– Мойся почаще, а то от тебя бомжами пахнет, – продолжил обсуждение ее пребывания Платон.

– Еще я обязательно пороюсь во всех шкафах.

– Это зачем?

– Люблю рыться в чужих шкафах.

– Ну, ладно...

– Могу чего-нибудь по забывчивости в сумку положить. Дорогих вещей не беру. Ты потом посмотришь сумку сам и с чем не сможешь расстаться, заберешь. У меня нет вшей, чистая я, – невпопад заметила Лукреция.

– Поздравляю... Три дня?

– Три. Надеюсь, я все успею.

Перед тем как уйти в спальню, Платон запер кабинет. Он чувствовал себя несколько успокоенным. Лег, раскинувшись, как всегда, закрыл глаза, обдумывая, что рассказать Вениамину об Авроре.

– Спишь? – прошелестело совсем близко и так тихо, словно и не звуки это были, а движение воздуха.

Платон открыл глаза. У кровати стояла Илиса в длинной ночной рубашке. Она приложила палец к губам, призывая его молчать. Платон сел и подтянул к себе ноги. Илиса покачала головой – она не собирается укладываться.

– Гони ее, Платон Матвеевич, – прошептала Илиса. – Она плохой человек.

– Она останется на три дня. Отлежится и уйдет.

– Ты слишком добрый. Она мне не нравится. А плачет как страшно, как по покойнику. Так собаки воют, чувствуя близкую смерть.

– Три дня. Пусть ест, сколько хочет. И сколько сможет.

Платон покосился на голые ступни Илисы. Она поджала толстые пальчики. Теперь ее ступня напоминала ласту, а та ножка...

Сколько сможет съесть раба божья Лукреция, он узнал уже утром. Придя в кухню последним, Платон сразу наткнулся на взгляд Вениамина. Смотрел племянник сосредоточенно и зло.

– И что у вас, доброе утро или какое? – поприветствовал всех Платон.

– Доброе, слава богу – господу нашему Иисусу Христу, – с готовностью отрапортовала Лукреция.

– Она сожрала всю ветчину, – заметил Веня.

– Ладно, я съем бутерброд с сыром, – Платон сел и выжидательно посмотрел на Илису.

– Сыр она сгрызла еще ночью, – пожала плечами та.

– Полголовки швейцарского сыра? – не поверил Платон.

– И тот, который тертый был, в пакетиках, – кивнула Илиса.

– Не одна я по ночам ем, – оправдывалась Лукреция. – Кто-то еще бродил под утро, шарил в холодильнике. Маленький, как мышка. Кто еще здесь живет? – Она выжидательно посмотрела на Платона.

– Не твое дело, – грубо оборвал ее Веня и тоже посмотрел на Платона. – Скажи этой...

– Прошу, знакомьтесь. Лукреция, Вениамин, Илиса.

– Тоже мне – Лукреция! – хмыкнул Веня. – Я лично такого имени говорить не собираюсь. Нет, ну смолола она твой сыр, я не в претензии, если ты не против! – возмущался он, обращаясь к Платону. – А зачем потом мой зажирать – соленый, болгарский, из банки?! Нет, ты скажи, кому попрет брынза после килограмма дорогого сыра?

– В миру меня звали Лужана Нагая, – громко заявила Лукреция, воспользовавшись небольшой паузой, Вениамин в этот момент оглядывал присутствующих, чтобы оценить степень их понимания ужаса происходящего.

– И что тут имя, а что фамилия? – фыркнул Веня, наконец отключаясь от своей потерянной брынзы, которую он одну только и считал настоящим сыром.

– Нагая – это фамилия, – разъяснила Лукреция. – От цыганского рода пошла – маменька, царство ей небесное, согрешила с цыганом, чтобы ему на том свете жариться в огне!..

– На... гая, – задумался Веня. – Это, по-моему, просто голая?

– Я, пожалуй, тоже воздержусь от Лукреции, – решил отвлечь племянника Платон. – Лужана мне больше нравится.

– А я буду звать тебя Голая! Тони, ты еще не знаешь, как она боролась с жаждой после такого количества соленого сыра! – не может успокоиться Веня.

Платон встал из-за стола, открыл пенал, где у него стояли вина, и обнаружил, что двух бутылок «рислинга» как не бывало.

– Я его размешала со сметаной, получилось совсем не солоно, – гостья решила, видно, добить Вениамина.

– Рислинг? – опешил Платон.

– Ну что ты. Эту мочу чем ни разбавляй, все одно моча останется. Сыр соленый я со сметаной перемешала.

– Так! – зловеще заметил Веня. – Значит, фермерская сметана тоже – тю-тю?

– И еще батон колбасы и коробка французского шоколадного печенья, – грустно заметила Илиса.

– Ничего, – Платон прошелся по кухне, вдруг отметив про себя, что ему хочется сбегать в круглосуточный магазин за французским печеньем – Илиса только его и ела с кофе по утрам. – Ничего. Нужно просто закупить побольше продуктов, загрузить холодильник.

– Неправильно, Платон Матвеевич, – возразила Илиса. – Лучше дозировать продукты. И загружать каждый день понемногу.

– Тебе, толстуха, вообще бы неплохо посидеть на диете, – огрызнулась Лужана.

Вениамин выжидательно посмотрел на Платона. Тот никак не отреагировал на грубость, и Веня сердито ушел из кухни.

– Тони! – позвал он из коридора. – Нужно поговорить.

Они устроились в библиотеке. Платон поморщился, оглядывая смятое постельное белье на кожаном диване и грязный стакан на полу. Он вдруг подумал, что в отсутствие Авроры дом сделался грязным и каким-то заброшенным.

Странно, но, живя один, Платон легко управлялся и с пылесосом, и со шваброй. Никогда в раковине на кухне не оставалось грязной посуды. В шкафчике в ванной лежал запас резиновых перчаток – Платон особое уважение испытывал к сантехнике, а вот Аврора ни разу перчатки не надела. Никогда на спинках кресел не висела забытая одежда. И все книги при этом стояли чистенькие на своих местах. Платон только вздохнул, заметив, что из четырех его книжек Рабле две стоят на одной полке, одна валяется на полу у кресла, а еще одна лежит на столе – раскрытая, обложкой вверх.

– Тони, ты, конечно, хозяин, но иногда нужно думать головой, – довольно решительно начал свою речь Вениамин. – Что ты тащишь в дом кого ни попадя? Нужна женщина – скажи, будет стильная кошелка, любой масти – по выбору! Нужна уборщица – звонишь в фирму, приходит еще одна кошелка, убирает, моет и все с извинениями за неудобства! Нужна для души – звонишь в экскорт-экспресс...

– Куда? – удивился Платон. – Куда я звоню для души?

– Экскорт для состоятельных мужчин, – снисходительно объяснил Веня. – В