Приданое для Царевны-лягушки

до сих пор не нашли. Присутствующая при этом Илиса Омолова написала у нас заявление, вот, можете ознакомиться.

Платон взял лист бумаги, уговаривая себя не обращать внимания на всю эту ерунду. Но читать не смог – буквы расплывались. Заметив, как он моргает и щурится, лейтенант предложил ему надеть очки.

– Не пользуюсь... – пробормотал Платон.

Не в силах заморгать темную пелену перед глазами, Платон отложил бумажку, встал и пошел к дверям почти на ощупь.

– А если бы я шел не домой? – спросил он, резко остановившись.

– Что? – не понял лейтенант.

– Вы спросили, куда я иду. Если бы я шел не домой, что тогда?

– Тогда я бы вам ничего не сказал о заявлении Омоловой Илисы. Позже прислал бы к вам по адресу оперуполномоченного.

Илиса лежала на супружеском ложе, расставив в стороны руки и ноги, как распятая.

Тяжело ступая, Платон прошел через всю комнату, пометался из угла в угол и сел на краешек разложенного дивана.

– Рассказывай, – сказал он тихо.

– Мы поплыли кататься по заливу.

– Кто это – мы? Почему вам взбрело в голову кататься по заливу?

– Мы – это я, монашенка и Веня.

– Ерунда! – перебил Платон. – С какой стати монашенке ехать с вами кататься?

– Я предложила. Она согласилась. Я не хотела оставлять ее одну в квартире, а Веня сказал, что ему нужно на Крестовский остров, мы поехали в гавань, увидели там причал на Морском вокзале и сели на отъезжающий прогулочный катер. Поплыли. Монашенка стала ругаться с Веней, обозвала меня пару раз, я ответила. Она обхватила Веньку руками и упала с ним за борт. Все.

– Это полный бред, – заявил Платон.

– Как скажешь, – прошелестела Илиса.

– Прогулочный катер? Внизу – застекленное помещение, а вверху – открытое, так?

Илиса не отвечала.

– Как истощенная женщина смогла перекинуть такого большого Веньку через ограждение? Зачем?

– Чтобы утопить, – спокойно заметила Илиса.

– Утопить такого детинушку? – возмутился Платон. – Да он раза в три тяжелее ее! И потом, нужно знать, умеет ли человек плавать?! Кстати... – сбился Платон. – Он мне говорил тут, что плохо плавает.

– Вот видишь. Монашенка слушала все, что здесь говорят.

– Это какой-то дурной фарс, я не верю! – Платон вскочил и опять заметался по комнате. – Я не верю ни одному твоему слову! То есть я думаю, что все так и было, как ты говоришь, но это все подстроено! Я уверен – подстроено! Зачем вам троим тащиться куда-то на катере? Какая морская прогулка, я умоляю! – ты на людях вообще не появляешься.

– Не кричи на меня, – попросила Илиса. – Мне не нравится, когда ты на меня кричишь.

– Ей не нравится! А мне не нравится, что из меня дурака делают! Ты сидишь вот тут, на моей груди, как жаба могильная, и сосешь сердце! Вот это мне не нравится. От тебя одни могилы!

– Веня не умер, он пока что просто пропал. Тело не обнаружено. Не кричи, а то я тоже начну орать.

– Господи, да зачем монашенке делать такое? Она что – чокнутая?

– Тебе видней.

– Мне видней? Что это значит?

– Ты привел эту женщину в дом.

– А ты потащила ее на морскую прогулку вместе с Веней! Кстати! Что ты делала, когда они упали в воду?

– Прыгнула следом.

– Зачем?.. – опешил Платон.

– Как все жабы, я хорошо плаваю, – объяснила Илиса. – Я хотела помочь Вене.

– Ужас какой!.. – пробормотал Платон, представив, что он пришел бы в пустой дом и потом еще много дней ждал бы эту ненавистную девчонку и Вениамина – в кошмаре неизвестности и одиночества.

– Почему это произошло? Как такое могло случиться?

– Потому что так было спланировано. Где ты был с утра? – вдруг спросила Илиса.

– В суде. Потом в милиции. А до этого я был в морге. Кем спланировано?

– Сейчас объясню. Ты узнал, как умер твой брат?

– Нет. Я узнал, где нашли его тело.

Илиса села и уставилась на Платона серыми глазами навыкат. Ему стало не по себе от ее взгляда.

– Ты столько времени потратил, чтобы узнать, где нашли тело твоего брата? – подозрительно спросила она.

– А ты на что потратила свое время? – возмутился Платон. – Ты лазила в мой компьютер, и что?

– Платон Матвеевич, ты дурак, – заявила Илиса. – Потратить столько времени и не понять, кого ты привел в дом?

– Кого я привел в дом? – не понял Платон. – Да кто здесь только не побывал!

– Хочешь узнать, что я выяснила? Я узнала, что Лужана Нагая дважды привлекалась за мошенничество и даже получила срок.

– И как ты это узнала?

– По фотографии ее татуировки! – зло проговорила Илиса. – Особые приметы. По татуировке можно многое узнать! В ее деле указаны особые приметы. А я видела ее спину, когда врач приходила. Мне хватило сорока минут сидения перед твоим драгоценным компьютером, чтобы выяснить по адресной справочной, где проживала и работала Лужана Нагая в 1982 году.

– И где? – ничего не понимает Платон.

– В фирме «Заря» в Москве – уборка квартир, помощь по дому.

– Ты хочешь сказать... – сник Платон.

– Я хочу сказать, что пока ты болтался без дела, я узнала, кто такая твоя монашенка и зачем она пробралась к тебе в дом.

– Она мать Федора, да? – прошептал Платон.

– Похоже, что так, – смягчила голос Илиса.

– Я думал об этом. Я хотел разузнать, но решил, что важнее выяснить обстоятельства смерти брата.

– На кой черт тебе нужны эти обстоятельства? – зашипела Илиса.

– Для меня это важно! – повысил голос Платон.

– А тебе не важно, что монашенка пробралась в эту квартиру с одной целью – уничтожить Веню? Он думал, он хотел узнать!.. Не проще было бы не тащить ее в дом?

Платон понял, что говорить больше не сможет. Куда уж там – говорить. Хорошо бы не надавать оплеух этой жабе. Он молча ушел в спальню и заперся на ключ.

Бросившись на кровать, он уставился в потолок. Дышалось трудно. На груди и правда, словно жаба тяжелая примостилась – скользкий холод подбирался к сердцу. Вдруг он подумал, что лежит, раскинув в стороны руки и расставив ноги. Как только что Илиса на супружеской кровати. Потом Платон подумал, что он будет делать с этой Царицей огня и воды? Как вообще жить дальше? И вдруг понял, что Веня утонул. Он вспомнил себя, восьмилетнего, впервые оказавшегося под водой. В мутной воде растворенное солнце расцвечивало песчинки, в ушах гудело, словно вода уже пробралась внутрь и искала выхода, распирая тело. И давило на темечко огромное, тяжелое одиночество, какое бывает с человеком только под водой – не видно границ жидкости, в которой ты – чужак, потому что должен дышать воздухом.

Он резко сел. Оттянул от шеи галстук, снял пиджак. Некоторое время Платон Матвеевич смотрел на светильники по периметру комнаты. Невидимые, они испускали свечение из подвесного потолка сложной конфигурации. Люстры нет, крюка, соответственно, тоже нет. Вздохнув, Платон встал и принялся за