поиски. Первым делом он осмотрел свой комод с нижним бельем и кое-какими безделушками. Отметив небрежность, с которой монашенка уложила осмотренные вещи, Платон вдруг подумал – а что она искала? К чему были эти осмотры всех шкафов, комода и даже обуви?
Обшарив все в спальне и даже заглянув под матрац, Платон перешел к кухне. Повезло – у него никогда не было запаса круп, сахара и всяких других сыпучих продуктов, какие еще бывают в семьях, где есть обеды и ужины за одним столом. Подняв сиденье дивана, Платон взял подушку и потискал ее, ощупывая.
– Что ты делаешь? – спросила появившаяся в дверях Илиса.
– Отстань.
Пока она ушла из гостиной, лучше сразу туда пойти и все осмотреть.
– Ты прямо как монашенка, – заметила Илиса, не давая ему выйти. – Она пистолет искала, а ты что?
– Откуда ты знаешь, что пистолет?
– Сначала она искала завещание, а потом, когда я сказала, что у тебя его нет, она оставила в покое книги в библиотеке и начала потрошить шкафы с вещами.
– Дай пройти.
– Застрелиться хочешь, – с сожалением заметила Илиса, отступая. – Жаль. Нам могло бы быть очень весело. Я умная и к тому же – оптимистка.
– Да уж, веселья с тобой, хоть отбавляй! – Платон хотел закрыть перед нею двери спальни, но Илиса не дала. – Оставь меня в покое, – попросил он.
– Я осмотрела потолки, – не слушает она. – У тебя нет ни одного крюка, на котором можно повеситься. Еще у тебя нет запаса снотворного, которое обычно бывает у одиноких мужчин в твоем возрасте. Пистолет в доме был один – Федькин, я просила от него избавиться, он не успел. Пистолета теперь тоже нет – забрала милиция, когда Аврору арестовывала. Что остается? Ванна? Ты не поместишься туда весь, а топиться, окунув одну голову, это, согласись...
– Замолчи.
– Тебе страшно, да?
Платон задумался. Похоже, ему действительно страшно. Он не мог точно описать свое состояние, но страх был основным чувством.
– Несколько месяцев назад ты жил один, как ты боролся со страхом?
– Его не было. Мне не за кого было бояться.
– А теперь ты за кого боишься?
– Слишком много мертвецов, – ответил Платон. – За свою жизнь я похоронил только родителей. И вдруг вокруг меня – одни мертвецы. Это невыносимо. Единственный выход выбраться из одиночества среди мертвецов – стать таким же, как они. Я хочу прекратить этот гул в ушах, какой бывает под водой! И боль в груди, как будто там застряли пули и уже начали ржаветь.
Платон Матвеевич не стал говорить, что последнее время его начал беспокоить его член, он то и дело намеревался принять стойку, даже когда Платон думал о брате. Этого он не сказал.
– А твое мужское достоинство тебя не беспокоит? – небрежно поинтересовалась Илиса.
– Ты отвратительна.
– Вся в тебя, – беззлобно огрызнулась она.
– Ради бога, умоляю, только не надо говорить, что ты внебрачная дочь моего брата от очередной домработницы!
Тут Платон вдруг подумал, что у Богуслава от домработниц могло быть много детей, просто он отобрал себе только сыновей. Зная пренебрежительное отношение брата к женскому полу, вполне допустимо было предположить его отказ от всех дочерей, сколько бы их ни родилось.
– И ты пробралась в мой дом, чтобы уничтожить братьев-наследников, а теперь будешь качать права, доказывая свое родство с Богуславом, – пробормотал он. – Что ж, первая часть плана тебе удалась.
– Не-е-ет, Платон Матвеевич, так просто ты не отделаешься! При чем здесь Богуслав? Я твоя внебрачная дочь. Твоя.
– Исключено, – отмахнулся Платон, впрочем, начав потихоньку холодеть.
– Но кое в чем ты прав – я тоже от домработницы.
– Ат-ат-от которой? – нащупав кресло, сел Платон.
– Платон Матвеевич! – укоризненно посмотрела Илиса. – Ты передо мной сексуального монстра не изображай. Ты же на всех домработниц подряд не бросался, как дядюшка. Тебе нужна была определенная фактура.
– Ка-ка-какой дядюшка? Какая фактура?..
– Мой дядюшка, Богуслав Матвеич. Подбирал себе домработниц с определенной целью. Так сказать, совмещал приятное с полезным. Но ты запал только на одну из них, бродяжку. Которую по непонятным причинам твой брат привел в дом с вокзала – готовить Алевтина не умела, да и внешне была не в его вкусе.
Услышав дорогое имя, Платон вскочил, но тут в глазах стало совсем темно, гул в ушах усилился, и он поплыл в тяжелой и черной, как нефть, воде к слабому свету утопленного солнца где-то далеко-далеко.
Очнувшись от резкого запаха нашатыря, Платон открыл глаза и угодил в отблески света от стекол очков. Отблески его ослепили. Но он обрадовался, что рядом знакомая врач из поликлиники. Сквозь очки ее глаза казались еще больше и грустнее.
– Вы удачно упали – в кресло, – заметила врач. – Сколько видите пальцев? – она провела ладонью перед его лицом.
– У меня... У меня есть дочь, – зачем-то сказал Платон. Вероятно, чтобы произнести эту фразу поскорей вслух и начать ее осознавать реально.
– Вот и прекрасно! А то на вас в последнее время столько всего свалилось. Неприятности в таком возрасте лучше переживать с кем-то близким и родным.
– Она... Она спала со своим двоюродным братом.
– Молодежь! – заметила врач, сжав запястье Платона, чтобы послушать пульс.
– С двумя двоюродными братьями, – уточнил Платон, чувствуя, что сейчас расплачется.
– Как? Сразу с двумя? – заинтересовалась врач.
– По очереди, – сказал кто-то невидимый густым голосом.
Платон поднял голову и увидел сидящего в кресле у окна Гимнаста.
– Как вы думаете, если его хватит второй инсульт, он окочурится? – спросил Гимнаст.
– Сердечко частит, – кивнула врач. – Реакции замедленные, но речь внятная.
– Тогда вы тут посидите с нами, чтобы помочь, если что. Я должен ему кое-что рассказать. Кое-что, что его сильно взбудоражит.
– Не надо мне ничего рассказывать! – слабым голосом воспротивился Платон. – Хватит уже, не надо!.. Я знаю, как получаются такие... дочери.
Врач посмотрела на часы.
– Я заплачу за все ваше время, – сказал Гимнаст.
– Да нет, я должна есть каждые два часа. Надо что-нибудь перекусить. Диабет, – грустно усмехнулась врач.
– Лиска! – крикнул Гимнаст. – Сообрази поесть. – И обратился к Платону:
– Алевтина приехала в Москву, когда ей исполнилось семнадцать. Она приехала из детского приюта с новеньким паспортом и специальностью швеи-мотористки.
– Прекрати! Когда же это кончится, почему меня не оставят в покое?! – простонал Платон.
– Она искала отца, – безжалостно продолжал Гимнаст. – Мать ее в метрике записала его имя, рассказала, что он был известный спортсмен, вот Алька и явилась в Москву искать звезду советского спорта. Две недели проискала, попала в нехорошую компанию. По первости девочку из детдома в милиции простили, но в байку про отца поверили. Разузнали кое-что. Так мы и встретились. Богуслав сказал, пусть живет пацанка, у него тогда как раз домработница съехала – восемьдесят четвертый год, я пил по черному.
– Минуточку, при чем здесь отец Алевтины и Богуслав? – заинтересовался Платон.
– Так ведь милиция вышла на адрес Славки. А ему поиграться захотелось в благотворительность.
