– Да пошел ты... со своим прости...
Утром он проснулся с жуткой головной болью и сильным желанием увидеть Илису. Как только подумал о ней, Илиса вошла в комнату с подносом. Запахло кофе. – Я ушила тебе все брюки в поясе, – сказала она. – Что так смотришь? Накричать хочешь?
– Хочу таблетку от головной боли.
– Я тебе отвар приготовила. Все пройдет. Только нужно поесть. Его нельзя пить натощак.
– Ты звонила насчет Вени?
– Никаких известий. Ты, Платон Матвеевич, не звони. Его не найдут.
– Найдут – не найдут! Я сейчас не хочу с тобой разговаривать на эту тему. Я должен ехать в суд.
– Вот и не разговаривай, Платон Матвеевич.
Где-то в квартире звякнуло стекло.
– Кто это? – дернулся Платон.
– Я ничего не слышала, – Илиса отвела глаза.
– Кто-то в кухне разбил бокал! – он выбрался из кровати и почти побежал в кухню. Никого. Платон осмотрел столешницу, пол, обеденный стол. Никакого стекла. Вздохнув, он направился к ванной, но что-то заставило его, почти помимо воли, вернуться и открыть дверцу под раковиной.
В недавно заправленном полиэтилене мусорного ведра лежали осколки бокала. На одном из них – следы крови. Что же такое здесь происходит? Обежав всю квартиру, Платон ворвался в спальню и наткнулся на Илису, которая тотчас же ткнула ему почти в лицо порезанный средний палец на левой руке. Палец подтекал кровью.
– Все? – спросила она агрессивно. – Поиски привидения закончены? Еще вопросы будут или ты уже начнешь одеваться?
В машине Платон раз за разом заново мысленно обходил свою квартиру, выискивая потайные места, в которых мог запрятаться кто-то маленький и злой, изводивший его нервы и пахнущий странным запахом – Платон уловил этот запах в коридоре, когда выбежал из спальни.
В здании суда он околачивался в коридоре, чтобы не встречаться с адвокатом Авроры до заседания. Но Кока почти столкнулся с ним именно там, где он слонялся.
– Платон!.. – растерянно заметил он.
– Я, – кивнул тот, внимательно осматривая лицо Коки и его безупречно сидящий костюм. – Знаешь, в мужской одежде ты смотришься потрясающе.
– Не сейчас, Платон, пожалуйста.
– Женщины небось в таком виде тебе прохода не дают?
– Уймись, прошу.
– Значит, ты – адвокат. Судя по выражению лица и костюму – престижный адвокат.
– Далось тебе мое лицо! Да, я адвокат. Да, я известен в некоторых кругах. Да, я берусь не за все дела подряд, а сам выбираю процессы.
– И у тебя наверняка есть свой кабинет. Где, Кока?
– А вот об этом я тебе говорил. И не только кабинет, у меня есть свой офис. На меня работают три юриста, секретарь и повар-уборщик. Что ты еще хочешь знать?
– Минуточку-минуточку. Тот самый офис, где есть зеркало, сквозь которое...
– И такое там есть.
– У меня к тебе два вопроса.
– Я согласен, но только после заседания.
– Как Аврора? – Платон вспомнил, зачем сюда пришел.
– Держится отменно. Слегка агрессивна, но в состоянии анализировать ситуацию. Думаю, сегодня ее освободят в зале суда. Я нашел свидетеля, который утверждает, что Федор просил выстрелить в бронежилет.
– Отлично. При случае скажи ей следующее. Мать Федора утопила Веньку. Что ты так смотришь? Мать Федора, Лужана, которую Богуслав называл Луной, бросилась с Вениамином с палубы прогулочного судна в воду на Финской Губе. Минуточку, я принес карту, вот тут у меня помечено место, где это произошло.
– Зачем ей карта? – изменившись в лице, спросил Кока.
– А дело в том, что Аврора сразу потребует конкретно указать место. И если суд закончится ее освобождением, она ринется прямо из зала искать эту самую Луну. Уверяю тебя. Это Гимнаст так думает. Помнишь Гимнаста? Садовника, вершителя судеб! – закричал Платон, уже почти не владея собой. – Ты думаешь, – зашептал он в лицо Коки, которого притянул к себе за галстук, – что живешь, как хочешь? Не-е- ет! В нужный момент он дернет за ниточку, и ты засучишь ножками, ручками...
– Платон, отпусти меня. Ты доиграешься – я разнервничаюсь и не смогу пойти на заседание. Я не понял намека с картой. Скажи честно, ты хочешь, чтобы Аврора еще посидела или чтобы она вышла сегодня хотя бы под залог? Я сделаю, как скажешь, брось галстук.
– Да нет... – Платон задумчиво осмотрел отпущенного Коку, – пусть выходит, хватит ей уже сидеть. В конце концов, кто еще поставит тебе фингал принародно?
Аврора Дропси была отпущена под залог. После короткой потасовки у дверей зала заседаний она убежала, а Кока, прижимая платок к левой скуле, подошел к Платону.
– Откуда ты знал о фингале? – спросил он.
– Гимнаст предсказал! – злорадно развел руками Платон в шутливом поклоне.
– А я самый крайний, да?
– Конечно, побеспокоился бы о ее освобождении заранее, она могла бы успеть предотвратить, нырнуть в нужное место, в конце концов!
– Платон, мне нужно тебе кое-что сказать.
– Валяй! Мне вчера вкололи большую дозу успокоительного.
– Ходят слухи, – понизил голос Кока, – что один не очень чистоплотный человек из Службы безопасности интересуется деньгами Богуслава Омолова. Наводит справки о счетах. Ворошит в архиве дела, по которым твой брат привлекался.
– Тоже мне новость! – фыркнул Платон.
– Новость заключается в том, что этот человек уже давно не у дел. Он – бывший, понимаешь? Его заявка на просмотр архивов оказалась липовой, с просроченной печатью.
– Такие – всегда на посту, – отмахнулся Платон.
– Он может преследовать личную выгоду. Знаешь, что это значит? Это значит, что скорей всего он работает один или с помощником. Максимум – с двумя.
– Почему только с двумя? – удивился Платон, считая в уме: двое под пледом в самолете, снайпер в Ялте, наверняка – не один, с помощником; кто-то, бросивший теплый «Москвич» в нужном месте...
– Если больше, придется убирать много народу в конце, понимаешь? – перешел на шепот Кока.
– Нет.
– Бывший офицер Службы безопасности уходит на пенсию и начинает вести собственное расследование по делам умершего авторитета, – медленно втолковывает Кока. – О чем это говорит, понимаешь?
– Не понимаю.
– О деньгах, Платон, о деньгах, уверяю тебя!
– Допустим, – кивнул Платон. – То есть никакого дела нет, Контора расследование не ведет, а этот бывший хочет найти что-то для себя лично. А зачем ты мне все это говоришь?
– А затем, что он обязательно выйдет на тебя, обязательно! Будь начеку.
– Начеку... – повторил Платон.
– Брось. Я знаю, что ты всегда вел финансовые дела своего брата.
Платон задержал дыхание и посмотрел на Коку таким тяжелым взглядом, от которого у адвоката задрожал подбородок.
– Я не имел с братом никаких отношений почти десять лет, – медленно продекламировал Платон.
– Извини, ну извини дурака, сунулся не в свое дело. Но я же от души, я же помочь хотел, Платон, ну извини. Какая-то стерва, которую я вытащил со скамьи подсудимых, делает мне хук правой. У меня от такого слабеет чувство такта, прости.
