- Знаю, раз говорю. Я с ним вчера из Ургенча в его фаэтоне ехал.
- Ври больше!
- Вон у Эльтузара спроси, он видел.
- Амин правду говорит, - кивнул пожилой дехканин.
- Слышал?
- Да откуда у тебя деньги на фаэтонах разъезжать?
- Видели дурака? Ты что, только проснулся? Какие деньги? Фаэтон-то у Джумы свой.
- Как свой?
- А вот так. И фаэтон новенький, и ерга * - двулетка, и парчовый халат, и сапоги шевровые.
* Иноходец.
- И фуражка на голове! - съехидничал торговец.
- Фуражку не видел, а чустская тюбетейка есть.
- Ври, да не завирайся!
- Не слушай ты его, Амин! Рассказывай, что тебе Джума сказал.
- Я в Ургенче на базаре был. Продал мешок проса, купил детишкам кое-что, поел в рыбожарке и пешком обратно отправился. Иду по дороге, задумался и тут меня какой-то яшуллы * обогнал на фаэтоне. Я еще лошадь заприметил, уж больно хорош ерга. Такому под седлом ходить, а не в упряжке. Только подумал, а яшуллы коня остановил и мне рукой машет. У меня душа в пятки ушла: от яшуллы добра не жди. 'Амин! - кричит, иди, садись, подвезу!' Я присмотрелся и глазам не верю: Джума, не Джума?
'Джума-ага, вы это, или не вы? - спрашиваю. -'Я, - говорит. И смеется. - С каких пор ты меня на вы величать стал? Забыл, как коз вместе пасли?'
- Так и спросил?
- Так и спросил. 'Помню, - отвечаю, - как не помнить? Только вас не узнать, богатым, видно, будете'. - 'Почему буду? - смеется. - Я уже богатый. Коня вот купил, фаэтон. Хочу отцу дом построить'. - 'Давно пора, - говорю. - Старый-то совсем обветшал. Того и гляди завалится, еще придавит кого-нибудь'. - 'Не придавит, - говорит Джума, - Я такой дом отгрохаю, триста лет простоит. Из жженого кирпича. Да ты лезь в фаэтон, чего стоишь? Поехали'.
Влезть-то я влез, а сесть не решаюсь: сиденья новеньким красным бархатом обиты. А Джума смеется: 'Садись, не испачкаешься. А замараешь, - не беда, обновлю обивку'. Деваться некуда, сел. Едем. Смотрю я на Джуму и не по себе становится: тот и не тот Джума. Лицо белое, руки такие, будто сроду кетмень не держали. А главное - глаза: большущие стали, задумчивые какие-то, печальные. И постарел вроде. А ведь всего месяц прошел, как виделись. Собрался с духом, спрашиваю:
'Ты не заболел, Джума?' - 'Нет, - отвечает. - С чего ты взял?' - 'Вид у тебя не такой какой-то'. - 'Не обращай внимания, - говорит. - Устал я, дел много всяких'. Ну, я кивнул и молчу, а сам голову ломаю: какие такие дела могут быть у фаэтонщика? И откуда у него деньги, чтобы фаэтон с лошадью купить? А Джума еще масла в
* Уважительное обращение к старшему.
огонь подлил. 'Дом под железной крышей построю, - говорит. Полы деревянные, потолки. Окна во всю стену стеклянные. Русские мастера строить будут. На прошлой неделе двери и ставни Абдулле Джину в Хиве заказали, из карагачевых плах режет.
- Абдулле Джину? Так ведь он самому Мухаммадрахимхану двери делает! - ахнул торговец.
- Вот и я не поверил. А Джума знай себе посмеивается: 'То ли еще будет! Захочу, дорогу до самого дома камнем вымощу!'
- Дорогу? Камнем?
- Ну да.
- Аллаха бы побоялся!
- А что ему аллах, когда денег девать некуда!
- Тише вы насчет аллаха. Вон мулла Ибад идет, он вам такого аллаха задаст!
- А ты только увидел? Он тут давно ошивается.
- Что же ты молчал, ишак?
- Думал, ты видишь.
- Вот что, земляки, давайте-ка по-хорошему разойдемся, пока не поздно.
- Правильно говорит Амин.
- Верно.
- Айда по домам.
- Гляди, гляди, мулла тоже прочь захромал...
- Подслушивал, сын греха.
- Конечно, подслушивал, собака. Жди теперь беды. Все беку Нураддину доложит. Они с ним друзья.
Кучка быстро редела.
- Дружила собака с палкой! - издали крикнул Амин.
Мулла Ибадулла, уже поравнявшийся с воротами, обернулся, злобно прищурив изъеденные трахомой глаза, погрозил суковатым посохом.
Из увитой плющом беседки Эльсинора наблюдала, как Дюммель распекает прислугу. Выволочки Симмонса пошли барону явно на пользу: если прежде он бывал несдержан в гневе, орал, топал ногами и даже гонялся за провинившимися с кулаками, как это было при встрече с Джумой, то теперь олицетворял собой саму выдержку и олимпийское спокойствие.
Официанты и прочая челядь выстроились вдоль расставленных на аллее банкетных столов, и Дюммель, заложив руки за спину, прохаживался перед шеренгой и, не повышая голоса, монотонно отчитывал их за нерадивость и прочие смертные грехи. Отчитывал скорее для порядка и профилактики, чем по необходимости. Привыкшая к буйному нраву Дюммеля, челядь изумленно таращила глаза и перешептывалась.
- Разговорчики! - негромко, но тем весомее одернул слуг барон. - Предупреждаю: фарфор штучной работы, ему цены нет. Хрусталь - богемский, по специальному заказу изготовлен. Столовое серебро - фамильное. Хоть одна вещь пропадет, - на себя пеняйте. Шкуру спущу, понятно?
- Понятно, ваше сиятельство! Как не понять! - нестройно загалдели официанты.
- То-то же! - самодовольно ухмыльнулся барон. - Ну, этикету не мне вас учить.
- Так точно, ваше сиятельство! - поспешно заверили слуги.
- Тогда начинайте. Да, и еще вот что: узнаю, ктото до конца бала рюмку выпил, - башку снесу. Закончится бал, приборы со столов уберете, тогда хоть до утра пьянствуйте - все ваше!
- Благодарствуем, ваше сиятельство! - рявкнули слуги по-армейски.
- 'Сиятельство!' - ухмыльнулся Дюммель. - Пошли вон, канальи! За дело, за дело!
Прислуга бросилась исполнять свои обязанности, а барон, окинув взглядом столы, направился в глубину парка, где стучали молотки и хрипло перекликались рабочие.
- Герр Дюммель! - окликнула Эльсинора. Барон вскинулся, как испуганная лошадь, и завертел головой. - Я здесь, repp Дюммель.
Он наконец отыскал ее и торопливо засеменил к беседке, переваливаясь с боку на бок.
- Да, мадам. Я к вашим услугам, мадам. Простите, что не сразу увидел вас, мадам.
- Вы не знаете, где Симмонс?
- Никак нет, мадам. Последний раз шеф имел со мной беседу в понедельник.
- А сегодня воскресенье. Вам это не кажется странным?
- Воскресенье как воскресенье, мадам. Ничего экстраординарного.
- Я не о том, барон. Сегодня бал, а Эрнста нет.
- Не извольте беспокоиться, мадам. - Дюммель даже каблуками щелкнул от усердия. - Шеф всегда пунктуален, мадам. Появится как раз вовремя.
- Дай-то бог, - вздохнула Эльсинора. - У вас все готово к балу?
- Все, мадам. Столы начинают накрывать. Иллюминация и фейерверк готовы. Полковый оркестр прибудет к вечеру. - Дюммель замялся. - Правда, шеф не говорил об оркестре, но я сам распорядился. Ведь мсье Симмонс мог и забыть, мадам. Все разве упомнишь?
