строительство параллельных реальностей, — конечно, по мере их необходимости. Вот… Необходимость в строительстве всякой новой реальности появлялась, когда в старой для меня кончались все бутерброды. И процесс шёл, и всё было нормально, — во всяком случае, бутербродов мне хватало. И продолжалось это до тех пор, пока Глобальный Пафос однажды не решил, что вся литература должна стать такой, чтобы она, цитирую, «не омрачала снов, не грузила размышлениями и не препятствовала выработке желудочного сока». Конец цитаты… Прямо таки Лао-Цзы. Но, понимаешь, даже этот великий трактат, возведённый в абсолют и употреблённый в неразбавленном виде, неминуемо превращается во Внутренний Устав гестапо. Это всё равно, что пытаться дышать воздухом, состоящим из чистого кислорода. Невозможно. Лёгкие без углекислого газа дадут сбой и, в конце концов, остановятся. Это я всё к тому, что Дао действительно невозможно выразить словами… А тем более со слов понять. Понимаешь о чём я?.. Фу, сам себе, не сходя с места. противоречу.

— Да я понимаю, — отозвалась Йоо. — Понимаю.

— Я сбивчиво, наверное… Больше себе пытаюсь объяснить, чем тебе. Но невозможно же выразить словами. Ладно, всё это дедушкина антропология… Тебе вряд ли интересно.

— Ну почему, интересно, — наверное, соврала Йоо, а может быть, и нет.

— Ну, тогда я о себе любимом продолжу… Давно хотел кому-нибудь… Хотя как раз в себе-то самом мне и самому не очень всё ясно. Даже очень многое не ясно. Не понимаю я себя порой. Вот спроси меня, как я попал в Сопротивление?

— Как?

— Чёрт его, то есть меня, знает! Да, согласен, не хотел я быть объектом управления, но ведь и субъектом его быть тоже не хотел. А хотел быть просто чжуцзоцзоланом.

— Кем?

— Летописцем.

— А-а-а.

— Да, летописцем. И поначалу так всё и было. Я никого не трогал. Сидел в своей Башне и поплёвывал с её высоты косточками от вишен. Был, короче, правоверным даосом. Но вот однажды наступило такое время, когда мои книги попали в этот долбанный Index Librarum Prohibitorum, в издательствах стали со мной расплачиваться от старого осла ушами, и пошли какие-то левые наезды. Расчухали, что в книжонках моих помимо попсы голимой, есть ещё что-то такое… Ну, такое… Короче, — подрывное. С точки зрения Глобального Пафоса. Вот они мне кислород и начали перекрывать. Достаточно сравнить, например, тиражи мои двухлетней давности с нынешними. Слёзы остались. Слёзы…Вот так вот… Мне бы тогда отвалить, на дно залечь, а я зачем-то огрызнулся. И тогда появились антидоты. В общем, как говориться, я стал болезнью, они — лекарством. Я — яд, взбадривающий тухлое сознание, они… антидоты. А антидоты, они и есть антидоты. Тогда мне ничего больше и не осталось, как податься в Сопротивление… Видишь ли, когда по тебе пытаются пройтись гусеницами танка и сделать не очень живым, хочешь ты этого или нет, но твоя терпимость куда-то вдруг испаряется, и в какой-то момент ты вдруг перестаёшь снобистски ковыряться в носу, сидя в щели между формой и содержанием, перестаёшь «шлифовать» пресловутое «зеркало», а начинаешь лихорадочно заливать в бутылку из-под Хенесси дремучую гремучую горючую смесь. Так вот. Для того чтобы придерживаться принципа «увэй», то есть «быть недеятельным», надо, прежде всего, закрепить за собой право «быть». Для начала — просто быть. Якши?

— Якши.

— Короче, я начал отбиваться. И не давал себя в обиду. И мне это удавалось. Ну, а потом закрутилось-замутилось: меня нашли люди Совета, я узнал о Чёрной Жабе, прошёл подготовку в спецлагере, стал Воином Света, и отправился третьим номером в своё первое Путешествие. За Хорошей Миной. А потом вторым номером за Хазарской Стрелой. Теперь пойду фронт-мэном за Золотой Пулей. Ясно?

— Ага… Понятно, чего ж тут не понять, — ты, Пелевин, из каких-то личных обид поддерживаешь абсолютно безнадёжное дело.

— Можно и так сказать. Правда ещё одна у меня причина есть. Потаённая.

— Какая?

— Такая. Только тебе… И чтоб — молчок!

— Чтоб я в Бритни Спирс превратилась!

— Дело в том, что Командоры искренне считают, будто можно отстоять Сознание Масс в Последней Битве. Они, видишь ли, безоглядно верят в Окончательную Победу Сознания. А я верю лишь в кратковременную промежуточную победу, результатом которой можно воспользоваться, чтобы утопить уверившее в собственную победу Сознание в Пустоте. Я очень надеюсь, что возможно наступит такое время между прошлым и будущим, когда одна Жаба будет уже мертва, а другая ещё не родиться…Вот это и будет моё время. Наше время. Но чтобы Сознание за этот краткий миг опустошить, то есть сделать постоянным, его, конечно, нужно сначала отстоять. Невозможно швырнуть в Пустоту то, чего нет. Вот, главным образом, почему я в строю…

— Ты загонишь сознание людей в пустоту, как Владимир Русь в Днепр, да? Так?

— Постараюсь… Если не я, то кто? Ведь если Сознание не растворить однажды в Абсолюте, война за него будет продолжаться очень долго. И не факт, что победа достанется Бодрийарду и компании. Но если у меня получиться задуманное, если сподоблюсь, вот тогда Глобальный Пафос и останется с носом. Он такой — раз, а нас уже нету!

— Он такой — раз, а мы уже в домике! — экзальтированно поддержала его Йоо и тут же стала уточнять: — Я давно хотела спросить, а Чёрная Жаба — это, вообще, что? Устройство какое-то? Передатчик, да?

— Нет. Чёрная Жаба — это большая бородавчатая жаба. Обыкновенная жаба. Только необыкновенная.

— Понятно. А где она сидит? В болоте?

— Нет, в Подвале белого дома.

— Белый Дом — это, где наше Правительство или где их Президент?

— Белый дом — это дом, который выкрашен в белую фасадную краску.

— Ясно. Значит, Чёрную Жабу обязательно нужно убить?

— Иначе человечество не встряхнуть. Не будет Чёрной Жабы, у Воинов Света появиться хоть какая-то надежда, выиграть грядущую Битву. А лично у меня появится надежда исполнить то, что я задумал. Ну, а пока сознание широких и не о чём не подозревающих масс, подавленное Жабой и размягчённое пепси- колой, продолжает заплывать жиром… Ещё немного и будет поздно. Надо спешить-поспешать.

— А пепси-то тут причём? — отловила фильтром знакомое слово Йоо.

— А-а-а, это… Понимаешь, Лабораторией Касперского, доказано, что в секретную формулу пепси- колы входят ингредиенты, негативно воздействующие на критичность ума. Чёрная Жаба давит на нас снаружи, пепси-кола гнобит изнутри. Поле Чёрной Жабы, конечно, мощней, но зато пепси воздействует на глубинном уровне. Уже несколько поколений людей были рождены матерями-пепсиманками генетически модифицированными. Врачи, работающие на Совет, называют этот феномен «Поколение-П».

— Слава богу, что я пью коку, — обрадовалась было Йоо.

— Боюсь, огорчить тебя, дет… подруга, — тут же на корню прервал её наивную радость Пелевин. — Как заметил в «Перезагрузке» эстетствующий циник Меровингиан: «Выбор — это иллюзия, созданная теми, у кого есть власть, для тех, у кого её нет». Всё дело в том, что пепси-кола и кока-кола это, к сожалению, один и тот же напиток. Якобы разные брэнды созданы для поддержания иллюзии выбора, который людям почему-то физиологически ещё пока нужен. Но, впрочем, именно, что — пока. И, надо заметить, всё меньше и меньше. Кстати, эти торговые марки коварно учитывают национальную специфику. Истым американцам вменяется кока, выдающим себя за европейцев — пепси, для разных составляющих исламского мира — мекка-кола, замзам-кола и кибла-кола. Но всё это, — по формуле, — поверь, один и тот же напиток. Может лишь заменителя сахара где-то побольше. А где-то пузырьки позабористей. Ну и красители там…

— Но они же на вкус совсем разные!

— Нет. Нет, Йоо. Ты просто так думаешь. Умом. Который для того и существует, чтоб вводить нас в заблужденье и обман. Вот кому никогда нельзя доверять безоглядно, так это своему уму… Разум надо

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату