чьего имени я не знаю.
– Зови меня Проводником.
– Не пойдет.
– Хорошо, меня зовут Даль. Это устроит?
Грэм промолчал.
– Тебе жалко их, да?
– Кто ты вообще такой, чтобы задавать мне такие вопросы?
– Твой проводник.
– И куда ты меня проведешь?
– Хочешь, прямо к окончанию твоего пути?
– А есть что-либо, из-за чего ты можешь уйти и оставить меня в покое?
– Когда я пойму, что больше тебе не нужен, я сам уйду.
– Ты не нужен, понимаешь?
– Это не тебе решать. Ну, так что? Проводить тебя к душе колоколов?
– Нет. Я сам.
– Ты будешь кружить окольными путями.
– Я же сказал.
Грэм поднялся, размял гудящие ноги и пошел дальше.
На Земле наступил мягкий желтый рассвет. Апрель жалел, что не может чувствовать сквозь стекло запахи, было очень интересно, как пахнет земное светило, как греют его лучи. Человек так и спал на кровати в той позе, в которой упал. Он не издавал никаких звуков, и казалось, – он мертв. Апрель надеялся, что это не так, что человек проспится, встанет и увидит его. Апрель даже пару раз постучал по стеклу, но человек не проснулся, возможно, просто звук не доносился
Вскоре из леса Грэм вышел к гладкой снежной равнине. В зените стоял Медиум, и равнину заливало бледно-зеленое сияние, неравномерное и призрачное. Глядя на эту равнину без конца и края, Грэм ощутил резкий укол злости, под гулкими арками зазвучало неясное эхо отчаяния – здесь он мог бродить сколько угодно, вплоть до голодной смерти.
– Хорошо, – выдохнул Грэм, – ты победил. Куда мне идти?
Голос не отвечал.
– Даль! Куда мне идти?
– Никуда, – нехотя, с издевкой ответил он. – Видишь поваленное дерево?
Грэм огляделся. У самой кромки леса и вправду лежал толстый ствол.
– Садись на него и жди.
Грэм повиновался.
Сколько он просидел без движения, глядя на пляски зеленых искр, он и сам не знал. Холода он уже не чувствовал, голос не тревожил, голода и жажды тоже не было, немного хотелось спать и всё. Хруст снега под чьими-то шагами, Грэм принял сначала за игру воображения. Мгновением позже неподалеку от него из леса вышла гигантская птица с аккуратной головой, красным клювом и загрубевшими красными лапами, у птицы были круглые глаза и белоснежное оперение, в свете Медиума как и все остальное, казавшееся зеленоватым.
Человек на кровати зашевелился, когда земное светило уже сменило свой мягкий утренний свет на яркий дневной. Он слез с кровати и, пошатываясь, вышел из комнаты. Вскоре вернулся с удлиненным сосудом, наполненным прозрачной водой. Одной рукой поправляя свое нижнее белье, а в другой держа сосуд, он принялся жадно пить. Во время утоления жажды в поле его зрения случайно попало зеркало. Судя по целенаправленному взгляду, человек увидел гостя. Он смотрел на Апреля блестящими круглыми глазами ярко-голубого цвета и продолжал пить, не отрываясь от сосуда ни на миг. Обрадованный Сенатор поднял ладонь и помахал ему, после сделал жест, приглашающий подойти к зеркалу. Человек вдруг резко отнял от губ сосуд и принялся выплевывать обратно воду, страшно кашляя при этом. Слышимость была отменнейшей, это радовало. Будто корм для приманки неразумного зверя, Апрель взял из колоды одну карту и прислонил к стеклу, снова приглашая жестом человека подойти ближе. Утирая с подбородка воду, тот стоял на месте и не двигался. Апрель пальцем указал на карту с красочным изображением солидного правителя с черным острым значком в нижнем и верхнем углах, затем показал на себя. Повторил это несколько раз, давая понять человеку, что хочет отождествить себя с изображением. Человек вышел из ступора, подошел к столу с цветами, выдвинул ящик и вытащил колоду карт. Руки его тряслись, карты сыпались на пол, но он все же сумел выхватить нужную и показал Апрелю другого правителя с красным сердечным значком по углам. «Ну и ладно, – подумал Сенатор, – пускай считает себя правителем, в этом нет ничего страшного». Апрель с улыбкой закивал, всем своим видом показывая, как он доволен сообразительностью человека, и снова поманил его. Как во сне, человек пошел вперед, протянул руку и прислонил карту к стеклу, его ладонь оказалась вровень с ладонью Апреля. Контакт состоялся.
Увидев Грэма, птица остановилась, склонила голову на бок и уставилась на него. От этого гигантского создания не исходило ни малейшей угрозы, напротив, от птицы теплыми волнами расходилось нечто умиротворяющее, спокойное и доброе.
– Долгой жизни тебе, красивая птица, – произнес Грэм.
– И тебе, – неожиданно ответила она, приоткрывая клюв.
Грэм опешил. Неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, птица подошла к нему поближе и присела в снег, чтобы лучше видеть фигурку, сидящую на древесном стволе. Красные лапы скрылись под белым оперением с зеленоватым отсветом.
– Ты знаешь, птица, мне так плохо на душе, – неожиданно для себя сказал Грэм. – Как будто я нелепо умер, но каким-то образом продолжаю жить дальше. Живой мертвяк – смешно да?
– Иди сюда, ко мне.
Птица с шелестом приподняла одно крыло. Грэм поднялся с бревна и прошел в чудную перьевую беседку. В ней было тепло и уютно.
– Представляешь, птица, – он присел, прислоняясь к пышному мягкому боку, – не успел я и шага ступить, а уже всех потерял. Я все разрушаю вокруг себя.
– С чего ты взял, что это твоя вина?
– А чья же? Даже если я кого-то люблю, я не могу об этом сказать, у меня язык не поворачивается, кажется, что буду говорить о чем-то диком, противоестественном. А еще эти проклятые арки! Зачем их во мне возвели? В них так громко воет ветер…
И Грэм заплакал, уткнувшись в теплый пух.
Зеркальная поверхность задрожала, завибрировала и пошла мелкими волнами, как растревоженная озерная гладь. Человек в испуге отскочил назад, но Апрелю было уже все равно, какие упражнения он совершает, больше в нем не было надобности. Преодолевая небольшое сопротивление, Апрель шагнул вперед, и его туфли ступили на расписной пол. Человек пятился и что-то бормотал. Апрель огляделся, подошел к столу и понюхал цветы, действительно пахло очень приятно. Осматриваясь, он мало обращал внимания на хозяина дома, чтобы тот немного отдышался и успокоился, но это, как ни странно, волновало человека все сильнее и сильнее. Чтобы он умолк и прекратил свою стрекотню, Апрель повернулся к нему лицом и, глядя глаза в глаза, стал
– Я твой друг, – медленно произнес Апрель, – меня не надо бояться.
Чужая речь была округлой, приятной на вкус.
От того, что Апрель заговорил на его языке, человек занервничал еще больше.
– Как тебя зовут? – Сенатор решил при помощи легкой беседы отвлечь его от мрачных мыслей, и за
