Вокзал для одного. Волшебству конец

ди-джея на радиостанции я прозевал, потому что к тому моменту Ирина уже выключила музыкальный центр.

Она семенила рядом со мной, тоже в куртке. Со второго этажа по всем лестницам вниз спешили люди. Целые реки людей. Как назло, именно сегодня на вокзале ажиотаж, и теперь всю эту людскую массу нужно вывести на свежий воздух.

– И часто у вас такое? – спросил я.

– В прошлом году раз в месяц стабильно кто-нибудь шутил, – сказала Ирина. – Но в последнее время вроде притихли.

Я никогда не принимал участия в экстренной эвакуации из мест массового скопления, поэтому с любопытством вертел головой. Милиция сгоняла народ к выходу, овчарки нетерпеливо переминались, озираясь и готовые броситься в бой хоть сейчас. Впрочем, никакой суеты и особого волнения я не заметил, будто не сотрясают страну регулярно взрывы на транспорте. Скоро по количеству бомбистов мы сравняемся с Ираком, но едва ли нас это по-настоящему напугает.

На улице нас отогнали подальше от центрального выхода, вытеснили почти на парковку. Я не стал топтаться среди пассажиров. Я ведь никуда не спешил и вполне мог переждать в другом месте.

Привокзальная площадь встретила шумом и ветром. Я поднял воротник куртки, накинул на голову капюшон. За площадью, недалеко от остановок общественного транспорта, небольшая кучка рабочих пыталась «надеть» костюм Деда Мороза на высокий монумент, изображавший грозного бородатого дядьку в рубище. Дядька этот символизировал широту и мощь нашего края, но очертаниями неумолимо напоминал Карла Маркса. Во всяком случае, я в детстве и считал его Марксом, и никто не спешил меня разуверить.

Красную шапку уже нахлобучили старику на голову, но плащ, сдуваемый ветром, все время сползал. Рядом с памятником стоял автокран с нацеленной в небо стрелой. Судя по всему, маялись ребята давно. Я наблюдал за ними минут десять, потом отвернулся, посмотрел на фасад вокзала. Милиция в опустевших залах искала бомбу. Через стеклянные двери было видно, как бегают из угла в угол натасканные псы.

Очередной мальчик решил пошутить, возвестив мир о нападении волков. Надеюсь, паршивец будет на месте, когда явятся реальные волки.

У меня есть одна поучительная история на этот счет…

…У моего брата Вячеслава под боком много лет жила безумная соседка. Безумие ее стало следствием тотального одиночества, а одиночество, в свою очередь, было сброшено с Марса злыми зелеными креветками. Во всяком случае, так считают все обычные люди, не имеющие склонности к самоанализу.

Двери их квартир почти смыкались. Вы знаете эти старые дома, построенные по велению Хрущева для ютящихся в трущобах многодетных семей – тесные лестничные площадки, тонкие стены, сжатый до размеров кукольного домика мир простых советских граждан. Братишка купил эту квартиру по дешевке, чтобы хоть куда-то вложить стремительно теряющую вес наличность. Он тогда жил с одной очень милой девушкой. Расписываться не спешили – принюхивались друг к другу, как мартовские кошки при первом знакомстве, потому на большие хоромы не замахивались. Недвижимость все равно дорожала, никуда бы она, милая, через год-два не делась.

Одного братец не учел: покупая квартиру, ты приобретаешь не только стены, полы, санузел и вид за окном. Ты приобретаешь соседей. А это уже отдельная песня.

К двум соседям на лестничной площадке Слава не имел ни малейших претензий. В крайней слева квартире проживала молодая семья с двумя очаровательными мальчишками, оглашавшими подъезд радостным криком; в ближайшей квартире слева обитал молчаливый пенсионер с густыми усами и очками в старомодной толстой оправе. Поговаривали, что он схоронил двух жен, начал прицениваться к третьей, но подвело здоровье; теперь коротал остаток жизни в одиночку, попивая вечерами разливное пиво и играя в карты с приятелями за столиком во дворе.

Встречаясь на площадке, соседи иногда коротко переговаривались друг с другом, обменивались мнениями относительно погоды и положения местной хоккейной команды в розыгрыше Континентальной лиги и расходились вполне довольные друг другом.

Иное дело – четвертая дверь, крайняя справа. За ней таилось Чистое Зло.

Женщине было на вид лет пятьдесят пять – шестьдесят (встречал ее Славка редко и точнее сказать не мог). По имени ее никто не называл, квитанции из почтового ящика никогда не торчали фамилией наружу, потому что ящик свой дамочка держала запертым на надежный замок. Когда она выходила на площадку, хозяева соседних квартир замирали на полпути, чтобы не сталкиваться на лестнице, особенно если она выносила мусор. О, сколько всего можно услышать от нее, когда она несет мусорный пакет! Случись этой речи попасть в телевизионный эфир, каждое второе слово пришлось бы перекрывать «бипом»:

– Сукины дети, все сдохните, твари, одна я останусь, потому что моя вера истинна, а ваша, суки поганые, от сатаны!!!… И крестик у меня настоящий, а у вас фуфло… сдохните, поганцы, дерьмо жрать будете!!!….

Ну и так далее. Уверяю вас, я привел очень отредактированный вариант.

Когда Славик услышал нечто подобное впервые через стенку в своей собственной спальне, он подумал, что соседка говорит с кем-то по телефону.

– Во дает! – удивился он. – Я и слов-то таких не знаю.

– Вообще-то уже двенадцать часов ночи, – согласилась его девушка. – Ты не хочешь что-то сделать с этим?

Конечно, Славик хотел «что-то сделать», но встречаться с женщиной, превращавшейся по ночам в ведьму, не торопился. Впрочем, и падать в грязь лицом перед своей любимой тоже не стоило, благо жизнь предоставит еще достаточно шансов.

Утром по дороге на работу он остановился у соседской двери. Прислушался. Кто-то суетился в одной из комнат. Славик нажал кнопку звонка.

Ничего не произошло. Звонок не работал. Славик еще дважды проверил точность своих выводов, а потом постучал – негромко, но настойчиво. За дверью послышалось невнятное бормотание. Славик, преодолев природную застенчивость, приложил ухо к двери.

Он услышал каждое ее слово… и волосы на голове стали медленно приподниматься, словно шерсть наэлектризованного кота, а яйца превратились в два кусочка льда. Славке стало очень страшно.

Кто бы ни предположил впервые, что за дверью номер 56 прячется Чистое Зло, он и не представлял, насколько оказался прав…

…Тамара прячется за косяком коридора и смотрит на дверь. Струйка пота течет по виску, сползает на щеку. Волосы всклокочены, словно пакля у старой куклы. Ресницы дрожат. Правая рука медленно опускается по животу, пальцы обхватывают промежность под тонкими трусами. Ей страшно… но она возбуждена.

Один из приспешников сатаны снова прячется за дверью. Выбрал самое удобное время – раннее утро, когда заря занимается на востоке. Он хочет застать ее врасплох, во всей красе, хочет совокупиться с нею, покрыть позором, поглотить ее невинную душу, пока она еще не проснулась, пока она тепла и податлива… мерзавец. Но он и не догадывается, что она всегда готова встретить непрошеного гостя и дать ему достойный отпор. Она всегда начеку, всегда наготове, будьте спокойны, сатанинские отродья.

Тамара делает несколько шагов к двери. Проклятые деревянные половицы отчаянно скрипят. Дом старый, гнилой и пахучий. Все здесь служит нечистому – и ссохшийся пол, и вечно гудящие трубы на кухне, и журчащий бачок в туалете, и даже неумолкающая радиоточка, висящая над холодильником. Неистребимое бормотание радио сводит ее с ума днем и ночью: мужской голос говорит, говорит и говорит. Голос его, сначала приятный и обволакивающий, спустя несколько минут после начала вещания становится визгливым, затем падает вниз до баритона. Он вползает в ее внутренности, он щекочет ее, этот паршивец из радиоточки, прихвостень сатаны, он чертовски сексуален и соблазнителен, и иногда ей кажется, что она готова продать свою дешевенькую душонку ради одного мгновения совокупления с обладателем бархатного