голоса… но похмелье наступает так же неотвратимо, как утро на востоке. Сколько она ни пыталась выключить приемник – небольшой пластиковый кругляш, вставленный прямо в розетку и уже покрытый десятилетним слоем пыли и сала – но у нее ничего не вышло. Он продолжал говорить, причем время общения выбирал по собственному усмотрению. Он мог включиться посреди ночи, когда никаких программ нет и в помине, мог ни с того ни с сего заговорить с ней утром, когда она собиралась на работу, а иногда после недельного молчания вдруг принимался вопить в воскресный полдень по время молитвы… Судя по всему, ему очень не нравились молитвы Тамары, он сразу заходился в отчаянном визге, едва она произносила «отче наш, иже еси на небеси, да приидет царствие твое»…
Одно радует – телевизор уже несколько недель ничего не показывает. Она перекусила провода ножницами, едва не получив удар током. Если бы она этого не сделала, телевизор свел бы ее в могилу раньше, чем она успела наказать приспешников сатаны, окруживших ее маленькую квартиру.
Она подкрадывается еще ближе к двери. Чудовище прячется за тонкой деревянной перегородкой, тянет руку к кнопке звонка. Ничего не получится, выблядок, звонок тоже не работает, ха-ха… здесь ничего не работает. Хочешь повеселиться со мной – выламывай дверь.
Тамара слышит робкий, но настойчивый стук. Она оскаливается, довольная тем, что ее предположения относительно его намерений оказались верны. Он хочет войти, хочет полакомиться ее нежным телом. Что ж, давай попробуем, милый мой…
Тамара оглядывает свое тело в зеркале, висящем в тесной прихожей – абсолютно голое, если не считать серых вонючих трусов. Тело кажется ей великолепным, аппетитным, восхитительным, совсем как в ее золотые годы, когда она в солнечной Ялте десятками отваживала ухажеров. Тамара будто не знает, что с тех пор минуло добрых двадцать пять лет, и что грудь ее обвисла и сморщилась, что устрашающего вида сосуды, проходящие близко к поверхности тела, похожи на перегревающиеся от предельной мощности электрические кабели, что блеск в глазах уже не следствие молодости и счастья, но признак явного безумия. В какой-то степени она действительно этого не знает, потому что уже несколько страшных месяцев живет в совершенно другом мире. В мире, в котором любовь давно сдохла, но все еще тянет свои холодные пальцы из преисподней, затягивая за собой последнюю жертву.
– Сучий потрох, – шипит Тамара, продвигаясь к двери, – полакомиться хочешь… а пиписька подойдет? Твой маленький скрюченный заморыш выдержит? Чего ты ждешь, давай я открою тебе дверь и ты войдешь… но ты сдохнешь здесь, я тебе обещаю, и девица твоя сдохнет, и все вы сдохнете, потому что веры в вас нет, потому что сатану подпустили к себе, потому что крестик не носишь, а моя вера со мной…
А правая рука сжимает и разжимает промежность, и голос ее поднимается все выше и выше, срываясь на стон, речь разваливается на невнятные куски и превращается в долгий и протяжный вой – не то наслаждения, не то страдания…
…Славка отскочил от двери и умчался прочь. Все последующие дни он старался пробегать по лестнице и сразу запрыгивать в родную квартиру, даже не пытаясь прислушиваться к происходящему за соседней дверью. Вечера становились все ужаснее – за стеной слышались громкая музыка, пьяный смех и чудовищные крики.
– АААА, НАСИЛУЮТ!!!!! – раздалось однажды вечером в воскресенье, когда Славка и его любимая пытались заняться сексом. «Веришь ли, братишка, – рассказывал он мне впоследствии, – в тот же самый момент всё упало и не вставало целую неделю. Даже в самую дальнюю комнату пытались уходить – не стоит, хоть тресни. Еле-еле отошел».
Через пару дней соседка орала:
– СДОХНИТЕ!!!! СДОХНИТЕ!!! УБИРАЙТЕСЬ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ, ВЫРОДКИ!!!!!…. АААААА, БОЛЬНО!!!!! МНЕ ТАМ БОЛЬНО, СУКА, БОЛЬНО!!!
Славка порывался позвонить в милицию, но в последний момент, словно что-то чувствуя, соседка прекращала демонстрацию своего безумия, и воцарялась долгожданная тишина.
Впрочем, тишина всегда была подозрительна. Случалось, что посреди ночи вдруг ни с того ни сего громко включалась музыка, играла несколько секунд, потом так же неожиданно выключалась, и следовал неизменный комментарий сумасшедшей хозяйки:
– Вот так-то, мля… и нечего на меня пялиться!
В один прекрасный день Славка не выдержал. Созвал к себе всех вменяемых соседей и сообщил, что собирается положить этому конец.
– Ты прав, конечно, – сказал пенсионер в старомодных очках, почесывая пузо. Его, как оказалось, звали Гаврилой Петровичем. – Имеешь право как непосредственный сосед.
– Мы тоже все прекрасно слышим, – согласилась молодая мама близнецов, которую звали Марина. – Наверно, в следующий раз надо обязательно вызывать бригаду.
На встрече присутствовал и сосед снизу, простоватый мужчина пятидесяти лет, назвавшийся Гошей и не стеснявшийся выражений:
– Она нас все время заливает, нах. Как вожжа под хвост попадет, включит воду в душе и уйдет на целый день, а моя жена с тазиками прыгает. Два раза в суд на нее подавал – все без толку, с нее взять-то нечего.
Братишка мой выслушивал эти жалобы, накопившиеся за продолжительное время, и медленно слетал с катушек, начиная понимать, куда он попал и во что вляпался. Картина обретала чудовищные контуры. Масштаб и характер предстоящих мероприятий приводили в ужас.
– Она еще не стучала молотком по стене? – спрашивал Гоша. – Тебе повезло. У нее, мля, когда хорошее настроение в какой-нибудь церковный праздник, в пасху там или сочельник какой-нибудь, она начинает молотком по стенам лупить и орать: «Благовест, нах, Благовест!!!». Типа звон колокольный…
– Да, бывало, – соглашался Гаврила Петрович, – даже я слышал этот «благовест», хотя через квартиру от нее живу.
– А еще она любила выключать автоматы в щитках, – подливала масла в огонь Марина. – Подскочит, выключит и быстро к себе. Иной раз на целый день уйдем, возвращаемся – а у нас холодильник поплыл. У нее самой-то щиток в квартире стоит. Мы с мужем тоже решили его перенести внутрь, пока она нам что- нибудь не испортила окончательно.
Обалдевший Славка только хватался за голову и периодически приподнимал отпадающую челюсть. Ему не требовалось даже задавать вопросы, соседи все рассказали сами. Очевидно, нашли благодарного слушателя… или спасителя.
Братишка задал лишь один вопрос:
– Она всегда была такой?
Соседи долго молчали, отводя глаза. За всех ответил Гаврила:
– Когда-то все было в порядке. Она даже с моей второй женой дружила, вместе кожурки от семечек на асфальт поплевывали во дворе.
– Что же случилось?
Гаврила пожал плечами.
– Трудно в двух словах.
– А вы в двадцати двух попробуйте.
Старик ничего не имел против. Особенно когда гостеприимный молодой хозяин выставил на стол графин с домашней вишневой настойкой. Тут ведь и мертвый разговорится.
Рассказчик из пенсионера вышел неплохой. Очевидно, у него было достаточно времени, чтобы соскучиться по человеческому разговору.
Когда-то Тамара была красива. Аппетитна, стройна, приветлива. Если молодую бабу кто-то любит, холит, лелеет да в постели разминает, она будет благоухать, как майская роза, с утра до вечера. Сильное и надежное плечо рядом, регулярный секс, ласки между делом, цветочки не только по праздникам – и, считай, от стервозности ты почти застрахован.
