Таскался по залу на первом этаже с сумкой на плече, дурень, на глазах у внимательной милиции, вот и загремел. Едва отбрехался от строгой тетеньки в синей форме, желавшей непременно выяснить, не бьют ли меня родители и получаю ли я необходимую суточную норму калорий. Она думала, что я беспризорник, но все же надо отдать ей должное: убедившись, что благополучный 13-летний оболтус всего лишь сбежал с урока физкультуры, она не стала звонить матери. То ли милиция раньше была душевнее, то ли я склонен идеализировать прошлое…
Простите, отвлекся.
На первом этаже этого великолепного дворца можно играть в футбол. Здесь есть билетные кассы и пара кафе по углам, плюс туалет у северного выхода. От небольших красивых фонтанов, расположенных в северном и южном крылах, спиралями на второй этаж уходят две лестницы. Возле фонтанов отдыхают с журналами редкие граждане. Прямо посередине центрального холла на второй этаж ведет широкая лестница, перед которой висит большое табло, извещающее о прибытии и отбытии поездов. Однажды при мне вниз по этой лестнице покатилась тележка с багажом. Хозяйка не справилась с управлением. Ценой своего пресса мне удалось остановить тяжелую сумку. Удостоился скромной благодарности.
Второй этаж кажется гигантским, особенно если понять голову и посмотреть на купола. На двух широких площадках справа и слева отдыхают пассажиры, ожидающие поезда. Кофейные автоматы, телевизоры, комнаты для важных персон (меня всегда удивляло, почему нашим важным персонам следует уделять особое внимание, ведь гадят они точно так же, как и простые смертные, если не больше; вот в Европе, например, важные шишки стоят в дорожных пробках вместе со всеми и толкаются в супермаркетах как обычные домохозяйки… дикие люди, ей-богу). Есть даже зимний сад: небольшой пруд в южном углу перед окном, выложенный камнями, обрамленный пальмами, фикусами и мелкими цветами в горшках. Слева висит клетка с парочкой живых попугаев. Рядом с клеткой – картонный ящик с прорезью, предлагающий жертвовать денежные пожертвования на содержание сада. Я бросал туда по полтиннику каждый день, а потом часами медитировал возле сада, сидя в алюминиевом кресле. Слушал журчание, с которым скатывалась в пруд по небольшому желобу вода. Оно походило на журчание сливного бачка унитаза и вызывало таким образом воспоминания об оставленном мной домашнем уюте. Каюсь, пару раз мне хотелось бросить вокзал и вернуться домой, вырвать из сердца чертову бабу, запутавшуюся в своих мечтах и желаниях, но едва я делал несколько шагов по привокзальной площади, непреодолимая сила тянула меня назад. Я возвращался, покупал в автомате стаканчик капуччино, садился в кресло перед зимним садом и втягивал ноздрями бурлящую вокруг жизнь.
А еще я очень люблю стоять над поездами внутри конкорса (там, где я пообедал с моим рыжим другом, представившимся Павлом Кутеповым). Я опираюсь руками о перила и смотрю, как крыши вагонов плывут подо мной. Как стоят пассажиры, курят, жмутся от холода. Посадки, стоянки, отправления, прибытия. А за спиной у меня суетятся люди, спешащие к поезду, спускаются по эскалаторам. Суета, запах вареных сосисок с кетчупом и кофе.
Мой вокзал – центр мироздания. Европейский комфорт и пафос классического русского купечества. Приют заблудшего странника. Строгость и неприкаянность. Порядок и хаос. Жизнь и вакуум. Я могу здесь торчать довольно долго: поесть в ресторане на втором этаже или в маленьком кафетерии на конкорсе, переночевать в комфортной и современной гостинице, стоящей почти у самой первой платформы рядом с православным храмом, принять душ или погладить сорочку в цокольном этаже у камер хранения, отправить и принять электронную почту, поковырять в носу, поспорить с молодыми ментами или их менее презентабельными гопниками из охранного агентства… Эти краснолицые парни неоднократно пытались выгнать меня на свежий воздух, но после моей задушевной беседы с капитаном Самохваловым, состоявшейся несколько дней назад в соседнем здании старого вокзала, меня больше не трогают. Я использую имя и звание сего достойного мужа как индульгенцию. Помогает. Молодые сержанты не просто сразу отваливают, но и отдают честь, а однажды даже угостили стаканом чая с лимоном из автомата, как персонажа Тома Хэнкса из загадочной республики Кракожия, застрявшего в международном терминале американского аэропорта. Я не просил чая, я сам могу его купить (и не только чай, как вы понимаете), но они меня угостили. Странные у нас все-таки менты, никогда не знаешь, чего от них ждать – удара по почкам или поздравления с Рождеством.
Словом, я могу всё, даже оставаясь на этом проклятом вокзале. Всё – кроме одного.
Я не могу вернуть Любовь.
…«Может, встретимся?»
Этот вопрос рано или поздно должен был прозвучать. Предполагалось, что задам его я, как мужчина и джентльмен. Но я провалился. Мне оставалось лишь принять приглашение.
«Хорошо, – ответил я. – Где и когда?»
Молчание в ответ продолжалось не менее получаса.
Мне порой казалось, будто моя подруга впадает в летаргический сон. Пишет, общается, веселится со мной, и вдруг – бац! – исчезает. Иногда даже выпадает из сети, забыв попрощаться. Однако, как это часто случается, за объективную реальность мы принимаем лишь собственные фантазии. Просто я забывал, что она находилась на рабочем месте и повседневные обязанности с нее никто не снимал, и угроза жесткого «орального секса» с начальством висела над моей подругой почти ежедневно.
«Давай в парке на Алом поле, – написала она через полчаса. – Завтра после работы. До которого ты торчишь в офисе?»
«До шести».
«Я тоже. Минут через пятнадцать-двадцать я уже могу подойти к дедушке Ленину».
«Может, не надо Ленина? Давай на мостике?»
«Хорошо, давай на мостике. Но потом все равно пойдем к дедушке Ленину, потому что я буду страшно голодна, а под дедушкой делают прекрасные шашлыки и разливают хорошее темное пиво. Ты пьешь пиво?»
«А то!».
«Я и не сомневалась»…
В тот день мы больше не переписывались. Обоих парализовало предчувствие скорой встречи. Мы общались уже два с лишним месяца, но как будто забыли о том, что мы живые люди, у которых есть уши, нос, губы, руки, глаза … гениталии, в конце концов. Нам было комфортно в сети: ни звучания голоса, ни прикосновений, ни созерцаний – только мысли, соображения, чувства и эмоции, спрессованные в короткие предложения (реже – большие тексты, когда мы начинали делиться своим далеко не безоблачным прошлым). Общение душ. Разговор сердец. Стоит ли мечтать о большем в нашем безумном мире?
Но, очевидно, она раньше меня поняла, что подобное общение в интернете между мужчиной и женщиной сродни мастурбации: нет ничего зазорного в том, чтобы развлечься с самим собой, когда рядом нет постоянного партнера, и временами это даже необходимо для поддержания гормонального фона; однако если мастурбация начинает подменять собой живой контакт – всё, можешь звонить своему психотерапевту.
Вечером я не мог уснуть. Перечитывал Януша Леона Вишневского, искал параллели. Сходств было достаточно, но в таком случае изрядно пугал финал. Если у нас действительно завязался роман в интернете, к чему он приведет? Мне казалось, что в своих отношениях мы давно пересекли черту, за которой начинается близость – не сексуальная, а подлинная человеческая близость, столь необходимая для гармоничных отношений между мужчиной и женщиной.
Да, очень умным я казался себе в тот вечер. Почти таким же, как Якуб, хотя ни черта не понимаю в генетике.
Утром побрился. Я могу носить щетину несколько дней, наблюдая, как она превращает меня в талиба, но в то утро решил, что не стоит начинать живое общение с уколов. Побрившись, придирчиво оглядел себя в зеркало: мальчишка, ей-богу, только возрастные морщины украшали лоб и участки вокруг глаз. Что ж, зеркало в ванной по утрам никогда не врет.
Двумя часами позже в офисе у меня завязалась небольшая переписка.
Она: Волнуешься?
Я: Есть немного.
