Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Среди трущоб и пустырей,
между развалин и руин
возводит лавочку еврей,
и в этом храме он раввин.

* * *

Мне люди здесь понятны и близки,
а жизни, проживаемые нами,
полны тугого смысла — и тоски,
когда его теряешь временами.

* * *

В соплеменной тесноте
все суются в суету,
чтобы всунуть в суете
всяческую хуету.

* * *

Наш век был изрядно трагический,
но может еврей им гордиться,
отныне наш долг исторический —
как можно обильней плодиться.

* * *

Смотрю на волны эмиграции
я озадаченно слегка:
сальери к нам сюда стремятся
активней моцартов пока.

* * *

Меняются наши натуры
под этой земли кипарисами,
мышата из храма культуры
ведут себя зрелыми крысами.

* * *

Из поездок вернувшись домой,
наслаждаюсь текущим из давности
ароматом безмерно родной
местечковой великодержавности.

* * *

Нам мечта — путеводная нить,
мы в мечте обретаем отраду;
чтоб мечту про Израиль хранить,
уезжают евреи в Канаду.

* * *

Где нашу восхитительную прыть
не держат на коротком поводке,
там люди начинают говорить
на местном, на еврейском языке.

* * *

Любому призыву и вызову
до ночи доступен мой дом;
благодаря телевизору
все время я в стаде родном.

* * *

Всегда еврей — активный элемент
везде, где сокрушают монументы;
похоже, что евреи — инструмент,
которым Бог вершит эксперименты.

* * *