Гарики из Иерусалима. Книга странствий

чтоб город украшать.

Но полон день заботами,
справляться нелегко,
и всадником работает
актер ВГКО.

По лысине и гриму
стекает мелкий дождь…
Спешат евреи мимо,
сидит промокший вождь.

А из окошка рядом
пылает нервный свет:
за каменной оградой
галдит Большой Совет.

* * *

Встал Натан, высок и плотен:
— Если партия не против,
я бы съездил за границу,
где коктейли и девицы.
Чтобы связи нам расширить,
буду пить и дебоширить.
А по Франции, как мушки,
сонно бродят потаскушки,
и летят, как комары,
сутенеры и воры.
Знак любви и знак доверия,
даст мне деньги бухгалтерия,
где сидит Иван-царевич,
а по матери — Гуревич.

Шевелит Совет усами:
бардаками славен Запад,
соберем налоги сами,
отдыхай, наш вождь и папа.

Пусть летит! Лететь не ехать!
Нарастает шум и гам,
рикошетом плещет эхо
по окрестным берегам.

Мимо кромки океана
самолет везет Натана,
а внизу на площади
сидит актер на лошади…

* * *

Но проснулся в час рассвета
Клары Цеткин дряхлый внук,
непременный член Совета
анархист Ефим Генук.

Заглянул к жене в покои,
стал чему-то рад,
свой гормон легко настроил
на бунтарский лад.

Черным флагом развевая,
вышел вон из дома…

* * *

Революция (любая)
начинается с погрома.

Бьют Трибунера и Пульта,
горлопанов-трепачей,
бьют Инфаркта и Инсульта
(все болезни — от врачей).

Балалайка бьет Ноктюрна,
рвет Сольфеджию Гармонь,
скачет уличная Урна,
масло брызгая в огонь.

И от часа к часу злее,
словотреньем пламя вызвав,
бьют самих себя евреи