подслушанный разговор между целительницей и элеаной.
«Передай привет своему повелителю… Проклятье, проклятье!!!»
А света в тоннеле прибавилось; загибаясь, коридор уводил все дальше от солнца, все ближе к мерцающему огню. Последний поворот — и Шеверт остановился на пороге округлой пещеры, своды которой были отполированы до блеска — а у дальней стены, под тяжелой каменной аркой, билось свернутое в тугой кокон изумрудное пламя.
— Ну, помоги нам Хинкатапи, — по старой памяти пробормотал он.
Оглянулся на спутников — ийлур спокойно взирал на открытый Путь, Андоли с непонятной улыбкой на губах разглядывала собственное запястье.
— Идем, — ровно скомандовал Шеверт и двинулся к порталу.
Через несколько мгновений мятное сияние охватило его, приподняло над полом, закружило… И тут же поставило на камни, уже в другой пещере, с выложенными белым известняком стенами.
— Кажется, и здесь все спокойно, — пробормотала появившаяся рядом Андоли.
Сходя с высоких и истертых ступеней, Шеверт прислушивался. Все казалось, что вдруг — да звякнет оружие ненавистных серкт, неведомо как вскрывших тайник кэльчу и поджидающих путешественников… Но нет. Только гулкие шаги и едва слышимое шипение мятного огня за спиной.
— Может быть, нам повезет наконец? — покачал головой Шеверт.
— Хорошо бы, — Андоли пожала плечами, — скорей бы уже все закончилось.
Город серкт больше всего походил на пологий муравейник, сложенный из желтых кубиков-домов. Чем ближе к центру, тем выше становились сложенные из ракушечника и известняка дома, простые, без резьбы или лепнины. Единственное, чем серкт приукрашали свои жилища, были орнаменты, намалеванные черной краской и, как правило, изображавшие бегущих скорпионов. Чем больше орнаментов опоясывало дом, тем лучше был он защищен темной богиней Селкирет — и потому богатые дома и вовсе напоминали осиное брюшко из-за мерно чередующихся желтых и черных полос.
Восемь главных улиц, словно спицы колеса, тянулись к центру города. А там, на круглой и желтой площади, возвышались три самых громоздких сооружения: храм, дворец и башня Могущества.
Храм богини Селкирет, правильный восьмиугольник с плоской крышей, прорезями окон подозрительно глядел в недра Эртинойса. Облицованный известняковыми плитами и лишенный какой-либо росписи, он издалека напоминал показавшийся из-под земли старый череп, побелевший от времени.
Дворец Царицы, напротив, был воздушен — словно сложенные горкой пожелтевшие кружева. Три ажурных башни по углам соединялись сплошной стеной, надежно защитившей царицу и двор от любопытных глаз простолюдинов. Там, за стеной, били фонтаны и сочно зеленел многоярусный сад — но по обыкновению было тихо: Царица Териклес не любила шумной суеты, предпочитая веселью благодатную тишину молитвы.
Ансамбль завершал иссиня-черный шип башни Могущества, у подножия окруженный литой оградой. Башня эта выглядела так, словно монолитной черной костью вылезла из глубин мира и устремилась ввысь, прокалывая небесный купол и грозя прорваться за пределы Эртинойса. Возможно, башне в самом деле удалось достичь небес — потому как там, далеко-далеко, ее вершина исчезала в лохмотьях охряных туч. Туч, цвет которых был также чужд Эртинойсу, как и сама башня.
Впрочем, сами серкт не обращали внимания ни на башню, ни на угнездившиеся на ее шпиле тучи. Они делали все, что делает любой другой народ: возделывали землю, разводили свиней, которых привезли с собой, охотились, платили налоги. И точно также не обращали они внимание на то, что твердь Эртинойса под городом изрыта множеством ходов, известных кэльчу как Лабиринт.
Никто достоверно не знал, откуда появились глубоко под землей коридоры, словно вырытые гигантским дождевым червем. Некоторые говорили, что это — последний дар уходящих богов-покровителей, иные — что Лабиринт создал Хинкатапи, чтобы даровать своему народу
Сам же Шеверт узнал о Лабиринте лишь тогда, когда, оказавшись на самом дне чрева Дворца, случайно провалился в неглубокий колодец. Израненный и почти умирающий, он полз в неизвестность; ему было безразлично, куда ведет узких лаз — только бы подальше от серкт и их страшных жрецов. Шеверт полз, отвоевывая у смерти каждый вздох, пока не наткнулся на отряд кэльчу.
…— Все, пришли.
Шеверт кивнул на овраг, на дне которого серебрилась нитка ручья. Крутые склоны поросли ежевикой и жимолостью, если осторожно спускаться, доберешься до площадки, на которой с трудом, прижавшись спиной к влажному суглинку, мог разместиться один кэльчу. Ну, а там — рукой подать до входа в Лабиринт. Десять шагов по едва намеченной тропинке, сдвинуть колючую ежевичную завесу и — вот она, сырая нора со свисающими сверху корешками и медлительными червяками. Нора, по которой можно перемещаться только на четвереньках — но которая через несколько часов пути приведет к городу серкт.
Шеверт скептически покосился на Дар-Теена: пролезет или нет? А вдруг застрянет в узком лазе, что тогда? Но затем решил, что если Дар-Теену не заблагорассудится расправлять плечи, то он как-нибудь доберется до Лабиринта.
Ийлур с любопытством оглядывал овраг, ничего не спрашивая — степенно ждал, что скажет командир.
«Хороший парень», — подумалось Шеверту, — «Несмотря на записочку… Кажется, этот не подведет…»
— Что стоим? — как всегда, вмешалась Андоли, — Сказочник, чего мы ждем?
— С мыслями собираюсь, — проворчал кэльчу.
Глаза у элеаны по-прежнему были больными — но в то же время было непохоже, чтобы Андоли проливала слезы по Топотуну. Она молча кивнула и первой начала спуск, уверенно нащупывая опору и цепляясь за колючие плети ежевики.
— Тяжеловат ты, северянин, для таких фокусов, — Шеверт усмехнулся, — но раз пошел с нами, терпи.
Ийлур только плечами пожал, молча натянул перчатки и двинулся вслед за Андоли. Шеверт удивленно моргнул, наблюдая, как двигается северянин: он едва не парил над заросшим колючками склоном, играючи догнал Андоли и ловко стал на площадку.
«Ох, а не прост ты, парень, не прост! Знать бы, кем был раньше…»
Шеверт вздохнул и начал спускаться сам, кряхтя, оскальзываясь и багровея при мысли о том, что сейчас элеана уже добралась до лаза и с насмешкой наблюдает за неуклюжими рывками кэльчу.
Но, уже втискиваясь в темную и сырую нору, Шеверт понял, что никто над ним и не думал смеяться.
— Отдохни, — серьезно сказала Андоли, — запыхался больно…
Она сидела на корточках, аметистовые глазищи загадочно поблескивали в полумраке. Ийлур преспокойно стоял, прижавшись спиной к склону, и почесывал начавшую отрастать бороду.
Шеверт не стал спорить, уселся на край лаза и сунул в рот веточку хибиса — чтобы унять захлебывающееся сердце.
— Ты не торопись, отдышись, — заботливо повторила Андоли, передавая флягу с водой.
Шеверт отхлебнул — вода у элеаны была какой-то особенно вкусной и холодной. А под грудиной снова заворочалось подозрение, и снова вспомнился подслушанный разговор, и последний наказ старейшины Кера… Шеверту вдруг стало стыдно: вот, маленькая элеана без крыльев делится водой, и ее же придется… убить?
— Спасибо, — он, стараясь не смотреть в глаза Андоли, вернул флягу, — дай-ка я первым пойду, что ли…
