курильницы, и медом. Кое-где в стенах были просверлены дырочки для наблюдения за происходящим во Дворце; Шеверт не раз подглядывал за серкт, замирая от ненависти к завоевателям и гоняя во рту спасительные веточки хибиса… Тогда, верно, хотелось увидеть нечто мерзкое в жизни Дворца, и это было бы правильным: враги — они и есть враги, жизнь их отвратительна, а сами они этой жизни недостойны. Но, как ни старался Шеверт, найти зло так и не удалось. Серкт вели спокойную, размеренную жизнь: утром — молитва, затем собрание жрецов у Царицы, обеденная молитва, трапеза, предвечерняя молитва, снова собрания жрецов… Скукотища, одним словом, кэльчу жили куда веселее. И вместе с этим Сказочник чувствовал — за этим упорядоченным покоем кроется нечто важное, сам костяк жизни серкт, недоступный и непонятный.
Коридор, сворачиваясь спиралью, уверенно вел наверх. Остались внизу огромные залы, крытые галереи, чинно прогуливающиеся серкт в белоснежных одеяниях… Шеверт помнил, что жрецы Селкирет отдают предпочтение черному, а белый — цвет высокородных и близких Царице серкт. Очень слишком хорошо все это помнил, и лучше бы забыть — но память раз за разом возвращала его в подземелья, где он нынешний и родился.
Близился вечер, и это было хорошо: пока серкт будут на предночной молитве, их маленький отряд беспрепятственно минует самый опасный отрезок пути, через библиотеку серкт, устроенную прямо во Дворце. С библиотекой этой тоже все было не так просто: как-то Шеверт, любопытства ради, решил полистать книги чужаков. И что же? Оказалось, что зал доверху был набит фолиантами, написанными народами старого Эртинойса — ийлурами, элеанами и синхами. Книг, написанных на языке кэльчу, Шеверт не нашел — но он слишком торопился, чтобы искать более основательно. Все это было любопытно. Зачем чужаки столь тщательно собирали крупицы знаний ими же погубленных народов? Что-то искали в землях Эртинойса — но что? И зачем? Тогда Сказочник решил отложить поиски разгадки напотом, но как-то не сложилось. Да и сейчас, сейчас-то! Они шли, чтобы положить конец могуществу серкт, просто и незамысловато…
«Помоги нам, Отец, если слышишь», — Шеверт мысленно обратился к Хинкатапи, скорее по привычке. — «Но ведь это неплохая привычка, дружище. Вдруг да услышит?»
…Осторожно сдвинув деревянную панель, Сказочник шагнул в биллиотеку. За ним тенью следовала остроглазая элеана, чуть позади — отчаянно хромающий ийлур, делающий героические попытки неслышно передвигаться на цыпочках. — «Тяжел ты, брат, чересчур».
Шеверт подал знак остановиться. Невзирая на неудачное начало, теперь все шло как по маслу: и жрецы, и аристократы, и даже стража — все они были на предночной молитве Селкирет. Библиотека пустовала; в сумерках нежно мерцали огоньки ламп, расставленных по тяжелым столам, и стеллажи тонули в полумраке, загадочно поблескивая тиснением книжных корешков.
— Шеверт… — элеана позвала неслышно, одними губами, указывая в угол.
Сказочник похолодел: в проходе между столами чернел подол жреческого одеяния. Убереги, Покровитель, и спаси! Жрец… Но ведь… Это было невозможно? Жрец, отказавшийся от царской молитвы?!!
На черном бархате в потемках белела рука серкт, и рука эта была неподвижна.
Шеверт сглотнул вязкую слюну. А затем рванул из ножен меч и медленно, бесшумно пошел к жрецу — который продолжал лежать на полу библиотеки.
…Что-то случилось во Дворце. Раньше Сказочнику ни разу не попадались убитые жрецы — а в том, что этот жрец окончил свои дни именно таким образом, сомневаться уже не приходилось. Значит, размеренный покой разбился?
…Сказочник с хрустом раздавил стекляшку и ругнулся. Оказывается, не доглядел и наступил на осколок зеркальца, который почему-то валялся в двух шагах от убитого серкт.
— Кто ж это его так? — не выдержал ийлур.
— Не знаю, — Шеверт быстро отвернулся и пошел прочь.
Самое главное он уже увидел — то, что жрец был мертв и не мог помешать их маленькому отряду пробиться к цели. Остальное его, Шеверта, уже не касалось… Хотя, несомненно, было интересным: тело серкт выглядело так, словно кто-то — или что-то — выпило из него всю кровь и сожрало внутренности, оставив пустую, сдувшуюся оболочку и костяк. Покосился на элеану — девчонка была белой, как мел.
«Чем скорее мы покончим с Царицей, тем лучше», — решил Шеверт.
Вслух же он пояснил:
— Мы сейчас пройдем сквозь тайный лаз, подготовленный кэльчу. Я тоже участвовал в его создании…
— А потом — спальня Царицы? — шепотом уточнил ийлур.
— Имен-но.
Шеверт остановился у стены, забранной резными панелями из мореного дуба. Наклонился, пошарил в щели между полом и деревом — а затем жестом балаганного фокусника указал на приоткрывшийся лаз.
…Камера была узкой и низкой. Казалось, даже воздуха в ней скопилось недостаточно для троих — а, может быть, кромешный мрак давил, заставляя испуганно трепыхаться сердце и искать хотя бы ниточку света, означившую выход из каменного мешка.
— Тихо, тихо… Сейчас…
«К чему слова, Шеверт? Они и так молчат, ждут дальнейших распоряжений».
Он вытащил из мешка череп скалозуба — угловатые тени испуганно шарахнулись в стороны и застыли, прилипнув к стенам.
Дар-Теен, упираясь макушкой в потолок тайника, ткнул пальцем в ближайшую к Шеверту стену.
— Это и есть зеркало?
— Сам видишь.
Кэльчу прикоснулся к шершавому и побитому зеленью листу бронзы.
— Его нужно сдвинуть, — шепотом поясняла Андоли, — мы в прошлый раз пытались, оно не должно быть закреплено.
— Кто первый пойдет? — светлые глаза северянина подернулись суровым ледком, — Шеверт, хочешь, я пойду?
— Нет.
«Очень мило, очень. Не хочешь ни с кем делиться своей местью, да?»
Шеверт ощутил, как кровь прилила к щекам.
— Я пойду, — твердо сказал он, — если что пойдет не так, вы успеете скрыться.
— Как скажешь, — проговорила Андоли, — ну так что?
— Ждем.
Шеверт закрыл глаза и прислонился к холодной стене. Не хотелось ни молиться, ни думать, но он то и дело представлял себе, как пронзит тело Царицы мечом, и как потянутся к Радужному морю серкт, чтобы уплыть из Эртинойса… Почему-то Шеверт видел исход серкт именно так: дряхлые старики в рванине, изможденные женщины и мужчины, обессилевшие дети, в конце концов. И все они шли, шли и шли, падая, умирая — смерть, посеянная в Эртинойсе, возвращалась к тем, кто однажды разбросал ее семена.
«Так вам и надо», — он ухмыльнулся, — «вас сюда никто не звал!»
— Сказочник, — позвала шепотом Андоли, — если что-нибудь пойдет не так… Мы же не вернемся в Кар-Холом?
— Даже не думай об этом, — он неохотно оторвался от созерцания уходящих серкт, — Царица должна погибнуть, слышишь?
— Я просто хотела сказать… — элеана запнулась и умолкла.
В каменном мешке воцарилось тягостное молчание.
— Ты береги себя, Шеверт, — наконец закончила Андоли, — дети тебя ждут, помнишь?
Он пожал плечами. Нашла, когда про детишек вспоминать! Женщина, и этим все сказано… Шеверт повернулся к зеркалу и надавил на бронзу ладонью; зеркало неслышно качнулось, сдвинулось — и в камеру просочился едва заметный, узкий лучик золотистого цвета. В опочивальне Царицы горела масляная лампа, наступила ночь, и правительница серкт, по своему обыкновению, уже пребывала в постели.
— Нам пора, — выдохнул Шеверт, — во славу Покровителей!
