подъемы и спуски, а затем освещенный факелами проход, и вот она - лестница: последняя преграда, отделяющая его от цели. Остановившись, мужчина запрокинул голову, чтобы оценить высоту подъема. Вереница ступеней закручивалась в спираль и исчезала где-то в вышине: ни окон, ни света, ни конца лестницы, лишь эхо шагов и темнота.
Лутарг мысленно усмехнулся. Что-то ему это напоминало. Сильно так напоминало, до боли. Вот только Сарин ныне не станет сопеть и спотыкаться за спиной. Не о ком будет волноваться. Не за кого переживать, разве что за себя и рьястора.
Не дожидаясь просьбы, Повелитель стихий начал подъем. Стелясь по камню, он устремился ввысь, искрящимся туманом переползая с одной ступени на другую. Лутарг двинулся следом. Шаг. Второй. Слишком частые, чересчур много. Долго. Сам не заметив как, но вот он уже перепрыгивает по две ступени сразу и почти бежит. Мысли об отце и Лите торопят, подстегивают. Рьястор летит впереди него, зовет за собой, а Лутарг не спорит. Нетерпение духа сродни его собственному. Скорее добраться! Скорее справиться! Скорее вернуться домой!
Последняя мысль шокировала настолько, что молодой человек споткнулся, и был вынужден схватиться за перила, дабы избежать падения. Дыхание сбилось. Как-то странно кольнуло в сердце.
Домой? Когда-то давно - в период до каморки надсмотрщика - его домом была пещера - чаща, с единственным входом. Она стерегла, оберегала, дарила покой, уверенность, возможность пережить день и переждать ночь. Позднее им стало место рядом с Рагартом: истории сказителя, которые уводили его за переделы каменных сводов, подальше от свиста плети и ее жалящего прикосновения, подальше от пещер и самого себя.
В последнее время Лутарг не думал об этом. Слишком много всего произошло. Слишком сильно изменилась его жизнь, но сейчас…
Дом… Нечто большое и почему-то доброе. Светлое, наверно. Желаемое. Но, что он для него? Люди? Тепло? Вера? Он верит кому-нибудь, кроме себя? Лутарг сказать на смог. Не нашелся, в какой части себя искать объяснение. И стоит ли? Надежды, что ответ найдется, у него не было.
И вновь из метаний по лабиринтам собственной души Лутарга выдернул рьястор. Недовольно рыкнув, дух оплел молодого человека защитным коконом, отрезав отголоски пагубного воздействия Риана. Именно они приводили мужчину в смятение, заставляли колебаться.
Лутарг тряхнул головой. Мысли прояснились. Вернулось осознание того, для чего он пришел к рианитам. От злости на себя молодой человек скрипнул зубами. Руки сжались в кулаки. Подвластный его настроению рьястор предостерегающе заворчал. Дух был обеспокоен и заявлял о необходимости всегда помнить о силе Нерожденного. Лутарг прислушался и весь оставшийся путь гнал от себя разного рода мысли, ставящие под сомнение, как его способности, так и желания.
Один вопрос не давал покоя. Сколь многого он еще не знает о Нерожденном? Ответа не было.
Как и предполагал молодой человек, лестница закончилась тупиком. Так же как и в случае с посещением Рианы, перед ним выросла черная преграда, но эта была холодной и гладкой. Прежде чем Лутарг успел сообразить, как быть дальше, Повелитель стихий растекся по стене, укрыв камень блистающим полотном. Несколько мгновений и в кладке обозначилась дверь, дрогнула, выдалась на ладонь и со скрежетом отошла в сторону. Дух завесой остался на образовавшемся проходе, и сквозь нее Лутарг разглядел округлый бело-черный зал, на стенах которого танцевало пламя и солнечные блики. Задержав дыхание, мужчина шагнул вперед.
Едва Лутарг покинул лестницу, свечение духа исчезло, но он продолжал ощущать его присутствие всем своим существом. Близость рьястора воспринималась наподобие объятий, он будто бы стал второй кожей, покрыв молодого человека своей силой и продолжая оберегать.
Очутившись в зале, Лутарг понял, что находится в башне, которую видел с площади. Он стоял возле трона, а перед ним вниз убегала лестница, у подножья которой в коленопреклоненной позе замерло два десятка служителей. Еще несколько с факелами в руках застыли возле пылающих огнем ниш, и все они смотрели сквозь арочный проем, который зиял в стене напротив.
На его появление в зале никто не обратил внимания, хотя мужчина был убежден, что оно не могло пройти незамеченным. Щелчок вернувшейся на место двери, утонул в ликующем вопле толпы, раздавшемся на площади. Очередное 'Неизменный' взорвало тишину, и Лутарг, постегиваемый тем же знанием, что привело его в башню, стал спускаться по лестнице. Где-то на середине пути его взору стало доступно происходящее за пределами башни. Там - на мосту, ведущем к храму, спиной к Лутаргу стояла фигура в белом, и в тот момент, когда взгляд молодого человека остановился на ней, обладатель белых одежд развернулся к нему лицом.
Теперь уже Лутарг проигнорировал то, как рианиты вскочили с колен и согнулись в поклоне. Как с шипением погас огонь в стенных нишах, а по обе стороны от него в каменных чашах вспыхнуло пламя. Он, не отрываясь, смотрел на черную маску, скрывающую лицо Нерожденного, и почему-то видел в ней отражение себя самого.
Риан приближался медленно, плавно. Складывалось ощущение, что мужчина плывет. Трепет одежд на ветру скрадывал шаги. Казалось, что белоснежная мантия живет собственной жизнью, так же, как и маска. Внезапно Лутарг осознал, каково было тем людям, что через узкие прорези кожаного лоскута пытались разглядеть выражение его глаз. Ощущение не из приятных, знать, что тебя оценивают и не видеть при этом результат.
Внутри у молодого человека что-то взбунтовалось. От желания сорвать пластину с Нерожденного чесались руки. Лутаргу пришлось напомнить себе о Литаурэль. Пока она в руках Риана не стоит начинать борьбу.
И он не начал. Ждал, играя желваками, и смотрел, как властитель рианитов вплывает в помещение.
Когда Нерожденный миновал проем в стене, служители вновь пришли в движение. Кланяясь через каждые три шага, они бесшумно покинули залу, и это притом, что ни единого слова или жеста не последовало со стороны правителя. Лутарг же не шевельнулся, вопреки желанию. Было что-то в Риане, требующее немедленного и беспрекословного подчинения, словно весь его облик - осанка, наклон головы, даже внешний вид - кричал, здесь только один хозяин, и он перед тобой.
Едва рианиты покинули пределы башни, проем за Нерожденным сомкнулся. Сплошная белая стена образовалась за его спиной. Лутарг не удивился. Время недоуменно вопрошать 'как и почему' давно миновало. Руки Риана взметнулись, быстрым движением прошлись от горла до середины груди, после чего белоснежная мантия упала на пол, а вместе с ней оказалась сброшена и аура величия. Теперь на месте божественного владыки стоял почти обычный мужчина, если бы не маска. Не сдержавшись, Лутарг вопросительно приподнял бровь.
Смех Нерожденного гулким хохотом пронесся по зале. Ему вторило эхо шлепков подошв о белокаменный пол. Хозяин не торопясь поднимался по лестнице, чтобы встать напротив гостя.
- Ты достоин моего сына, - сквозь хохот выговорил он, в то время как пальцы коснулись личины.
Лутарг подобрался, готовя себя встретить его взгляд. И встретил…
Синева отцовских глаз полоснула по нутру острейшим лезвием. Изгиб улыбки шепнул: 'Хочу побыть собой. Устала'. Ямочки на щеках сверкнули радостью мальчишеского лица. Он смотрел на всех - Антаргина, Риану, Рьястора - на одного и всех сразу. Скопом. Часть каждого из них скрывалась в Нерожденном. Он был всеми и самим собой. От одной больше, другого меньше, но Лутарг увидел всех и сразу и тонул в этом тройном 'я', как в бездонном омуте.
- Сына?
Вопрос, адресованный самому себе и не требующий ответа. Даже не вопрос. И так все явно. Видно. Невозможно отрицать! Если в Саришэ у Лутарга не было времени хорошо разглядеть Риану - его занимали другие вещи - то сейчас он прекрасно видел ее брата, чтобы иметь возможность оценить степень родства Нерожденного и Повелителя стихий. Отец и сын - в голове укладывалось с трудом.
- Смертные… - Голос Риана отвлек Лутарга от мыслей. Отброшенная маска со звоном скатилась по ступеням и, закрутившись винтом, приземлилась на белоснежный пол. - Покажись!
Этот приказ спровоцировал бунт, но уже не Лутарга, а рьястора. Сила духа прошла сквозь молодого человека, энергия призыва взволновала воздух. Оскаленная пасть вырвалась из груди и врезалась в мужчину напротив. Сомкнувшись в пустоте, лязгнули челюсти. Бело-голубой волк заскользил по полу,
