Беренделли: вы же спрашивали у него о своем будущем? Что именно он вам предсказал?
– Глупости, сплошь глупости! Сущий вздор! – надменно произнесла Евдокия Сергеевна, как бы закрывая тему. Но не смогла удерживаться и тут же все выложила: – Представьте, он сказал, что у меня будет сын! У меня! Нелепость, просто нелепость! C’est inoui! [29] Он просто издевался надо мной! Как будто знал, что моим всегдашним желанием было иметь детей… Но бог их не дал, к несчастью.
Амалия кротко предположила, что маэстро Беренделли не так прочел знаки всемогущей судьбы, которые она оставляет на наших ладонях. В конце концов, человеку свойственно ошибаться, и теперь, когда маэстро убит, было бы грешно сердиться на него за оплошность.
– Скажите, – спросила затем баронесса Корф, – вы хорошо знаете Анну Владимировну?
Евдокия Сергеевна торжественно поклялась, что они всегда были лучшими подругами, и с любопытством уставилась на Амалию. «Неужели баронесса подозревает эту недалекую особу?» – было написано на лице почтенной советницы.
– А правда, что Анна Владимировна хотела, чтобы ее сын женился на своей кузине? – продолжала Амалия.
Евдокия Сергеевна подтвердила, что именно так. В душе она ликовала. Наконец-то разговор с малоприятной темы убийства свернул на более привычную дорожку сплетен. Госпожа Лакунина не сомневалась, что Амалия просто собирает сведения о той, которая возымела весьма предосудительное, с точки зрения баронессы, желание стать второй женой господина Корфа.
– Однако генерал Мезенцев был против, – притворно вздохнула Евдокия Сергеевна. – Он сказал, что браки между близкими родственниками – чушь и блажь. На самом деле, конечно, он счел, что Анна Владимировна… – Тут тайная советница «повесила» многозначительную паузу.
– Что Анна Владимировна? – с любопытством, подыгрывая собеседнице, спросила Амалия. Неутомимость сплетников, их ненасытность всегда поражали ее.
– Да просто это мезальянс, – объявила Евдокия Сергеевна. – Анна Владимировна, конечно, душечка, но она же была круглой сиротой. Ее отец умер еще до ее рождения, а мать – когда она была совсем маленькой. Аннушка воспитывалась у тетки, которая и устроила ее брак с Павлом Петровичем. Конечно, Аннушка – прекрасная хозяйка, заботливая, внимательная, но ее воспитание… оно, знаете ли, оставляет желать лучшего. Так что нельзя осуждать генерала Мезенцева, что он пожелал для своей дочери более блестящую партию.
– Действительно, – покладисто согласилась Амалия. – А теперь, если не возражаете, мне бы хотелось услышать историю, которая произошла в ведомстве вашего мужа. Кажется, там был замешан некто Васильчиков.
Когда Евдокия Сергеевна вернулась в большую гостиную, даже платье ее шелестело с каким-то особенным возмущением.
– Что с тобой, дорогая? – тревожно спросил Иван Андреевич.
Евдокия Сергеевна мрачно поглядела на него и отвернулась.
– Она спрашивала меня о Васильчикове.
Усы тайного советника поникли. Вот ведь чертовщина! Хоть и повысили его, и перевели в столицу, а теперь получается так, что ему все равно вовек не отмыться от той неприятной истории. Видит бог, он никогда не был деспотичным начальником, но почему-то почти все, кто работал с ним, поспешили от него отмежеваться, едва возникла угроза его чести и репутации. Все знали, что он неспособен на то, в чем его обвиняют, и тем не менее никто, ни один человек, кроме Павла Петровича, не посмел поднять голос в его защиту. Иван Андреевич вспомнил Васильчикова, его вызывающую веселость и развязные манеры.
Бог ты мой, в смятении подумал тайный советник, он же был настоящий подлец! Постоянно занимал деньги и никогда не отдавал их, ему ничего не стоило пустить о человеке порочащий слушок и на следующий день заверять его в своей дружбе, но отчего-то сослуживцы его обожали, а Ивана Андреевича еле терпели. Да что там, даже когда Васильчикова официально осудили, многие остались при мнении, что все подстроил Иван Андреевич, подставил его, а сам вышел сухим из воды. Когда же все это наконец кончится? Тайный советник в раздражении развернул газету.
Услышав его тихий стон, Митенька поднял глаза. Иван Андреевич выронил газету и с оцепенелым видом таращился на нее.
– Что случилось, Иван Андреевич? – спросил адвокат, сидевший напротив.
Барон Корф холодно посмотрел на тайного советника. Он уже прочитал в хронике происшествий на последней странице, что некий И.В. Васильчиков, присужденный к Сибири за растрату, находится в тюремной больнице и, по всей видимости, вскоре умрет от чахотки, которая обострилась вследствие тюремного заключения.
– Боже мой, – прошептал с ужасом Иван Андреевич, подобрав с ковра газету. – Это я… я убил его.
– Мы опросили всех, кому гадал Беренделли, – сказал Билли баронессе, когда они остались в странной комнате с игрушками вдвоем. – Кроме одного человека.
– Совершенно верно, – подтвердила Амалия. – Глаша! Будьте так добры, позовите ко мне мадемуазель Мезенцеву. Если она захочет, пусть приходит в сопровождении господина барона, я не против.
Оказалось, впрочем, что Варенька предпочла обойтись без сопровождающих. Девушка переступила через порог, смело взглянула в лицо Амалии и быстро проговорила:
– Я готова рассказать вам все, что знаю. – Хоть Варенька и старалась не выдавать своих чувств, но в присутствии дамы в изумрудном платье она отчаянно робела и от того сердилась на себя.
– Присядьте, пожалуйста, – попросила ее Амалия. – Вам известно, о чем мы будем говорить?
– Мне известно, – ответила Варенька, чинно сложив руки на столе, как примерная ученица, – что вы считаете, будто маэстро Беренделли был убит именно тогда, когда я пела, а совершил убийство человек, который в это время выходил из гостиной. – Варенька прикусила губу. – То есть любой, кроме…
– Кроме?
– Кроме барона Корфа, доктора, господина адвоката Городецкого, Евдокии Сергеевны и вашего кузена. И кроме меня, – быстро добавила девушка.
– Мне кажется, вы забыли обо мне, – спокойно заметила Амалия. – Я ведь тоже не выходила. Скажите, мадемуазель, у вас всегда такая хорошая память?
– Нет, – простодушно призналась Варенька. – Просто, когда стоишь в середине комнаты, поешь и кто-то старается незаметно выйти, у него ничего не получается. Потому что я его все равно замечаю.
Амалия улыбнулась.
– Давайте лучше поговорим о Беренделли, мадемуазель, – сказала она. – Многим гостям хиромант нагадал не самые приятные вещи. А вам?
Нет, она не ошиблась: в лице Вареньки сверкнуло настоящее торжество.
– Он сказал мне, что я выйду замуж, очень скоро, – сообщила девушка. – Что я буду очень счастлива, и все у меня будет хорошо.
На самом деле Амалии, конечно, не терпелось узнать, каким образом мышьяк оказался в чашке хироманта, которую ему подала Варенька, но баронесса знала, что некоторые вопросы нельзя задавать сразу, если хочешь услышать хоть что-то, похожее на правду. Посему она спросила:
– Скажите, мадемуазель, у вас есть платок?
– Платок? – удивленно переспросила девушка.
– Да. Мне бы хотелось взглянуть на него.
Варенька нерешительно посмотрела на Амалию, оглянулась на непроницаемое лицо Билли и стала рыться в своем ридикюле.
– Странно, – сказала она, – его здесь нет. Хотя я готова поклясться…
Но слова замерли у нее на губах, потому что Амалия уже достала из своей сумочки испачканный кровью белый лоскут.
– Ваш? – спокойно спросила баронесса Корф.
– Да, – прошептала Варенька. – То есть… Но постойте! Где вы его нашли? И что это за пятна на нем?
– Это кровь, – проговорила Амалия.
– Не может быть! – воскликнула Варенька. – То есть… я хочу сказать. О, теперь я все вспомнила! Александр порезал руку бокалом… я хотела ее перевязать, но уронила платок. Тут Венедикт Людовикович сказал, что сам его перевяжет… Откуда же на моем платке кровь? – спросила девушка с недоумением. – И где вы его нашли?
– Боюсь, кровь не барона Корфа, а убитого маэстро Беренделли, – сказала Амалия. – И убийца выбросил платок, как улику.
Грохнула дверь, и в комнату влетел барон Корф. За ним вбежал рассерженный Митенька, крича на ходу:
– Вы не имеете права мешать установлению истины!
– Мне разрешили присутствовать на допросе, – отрезал барон и обернулся к Вареньке, которая смотрела на него, раскрыв рот. – Что ты сказала? Что платок твой? Ты понимаешь, что это значит?
– Что? – совершенно испугалась Варенька.
– Твой платок – улика, убийца вытер им руки после того, как зарезал хироманта, – безжалостно объяснил Александр. – И ты же подала итальянцу чашку кофе, в которой оказался мышьяк. Господи, да таких улик достаточно, чтобы любой следователь тебя немедленно арестовал!
– А, – протянула Амалия, – я так и подумала, что вы узнали платок. У вас сделалось такое выражение лица, когда вы его увидели в первый раз…
– Неправда, я его не убивала! – выкрикнула Варенька, срываясь с места.
– Молчи, ради бога! – велел ей Александр. – И ничего больше не говори, слышишь? Ведь ясно же, что она не поверит ни одному твоему слову!
– Я, Александр Михайлович, склонна верить здравому смыслу. – Амалия поднялась с места и незаметно оттеснила своего «кузена» Билли в глубь комнаты. Одной рукой она придерживала его руку, которая что-то нащупывала под сюртуком. – А здравый смысл говорит мне, что ваша невеста никак не могла зарезать господина Беренделли, так как не выходила из комнаты, что видели все. Просто в суматохе она выронила свой платок, когда вы порезались, и забыла про него. А убийца подобрал его и позже вытер им руки. И готова
