гостиную. По вашему мнению, все шло прекрасно и никто не мог вас заподозрить. Когда господин Корф поссорился с Дмитрием Павловичем, вы ушли со всеми в сад, шепнув брату, чтобы он забрал из столовой портсигар, который вы и в самом деле там оставили во время ужина. Что было дальше, уже известно: Антуанетта Беренделли убила графиню Толстую и вашего брата. В карманах его одежды был найден тот самый портсигар, а также записная книжка. Суммы, указанные в ней, сразу же возбудили интерес. Вы побоялись привлекать внимание и не стали настаивать на возвращении книжки. Конечно же, теперь, когда ваши махинации раскрыты, страховые общества возобновят следствие, а лица, виновные в сговоре, будут преданы суду. Что же до вас…
– Что же до меня, – довольно нагло перебил Владимир Сергеевич, – то я заявляю: все это чушь! Вы все выдумали! У вас нет никаких доказательств!
– Я полагаю, доказательства мы найдем на вашей одежде, – отозвался Марсильяк. – К примеру, в кармане, куда вы засунули платок после того, как вытерли им руки, наверняка обнаружатся крошечные пятнышки крови. А теперь, будьте так любезны, пройдите со мной, вы арестованы по обвинению в убийстве. Соболев!
Но оказалось, что Марсильяк недооценил помощника адвоката. С яростью, помноженной на отчаяние от того, что его разоблачили, Владимир Сергеевич рванулся к двери. Он отшвырнул Соболева, однако тут на его пути возник Билли Мэллоуэн с револьвером в руке.
– Стоять! – крикнул Марсильяк. – Вы все равно никуда не уйдете, Городецкий. Так что оставьте глупости!
И тогда произошло то, что Евдокия Сергеевна потом еще долго вспоминала с содроганием. А именно – бывший безжалостный убийца сдавленно всхлипнул, обхватил виски руками и в истерике повалился на ковер.
– Я не виноват: – стонал он, – это все Константин… Он меня заставил… Он!
Марсильяк тронул его за плечо и заставил подняться.
– Идемте, Владимир Сергеевич. Простите, дамы и господа, мне надо отвезти его… Соболев, следите за ним, чтобы он не вздумал сбежать. – Затем следователь обернулся к гостям: – Прошу вас не расходиться, мне еще надо будет уточнить кое-какие детали… Соболев, с вами все в порядке?
– Так точно, сударь, – ответил помощник, с тоской косясь на тяжелую лампу, которую он опрокинул в падении. Он почесал голову и вздохнул. – Шагайте, сударь! – обратился он к Городецкому.
И все сидели в молчании, пока внизу, закрываясь за тремя мужчинами, не хлопнула входная дверь.
– Я бы никогда не подумала… – начала Анна Владимировна в смятении.
– А я всегда думал именно на него, – объявил Иван Андреевич.
– И я тоже! – горячо поддержала его супруга. Она хотела раскрыть веер, но вовремя вспомнила, что он сломан, и незаметно убрала его.
Митенька с отвращением поглядел на ее самодовольное лицо и обратился к баронессе Корф, которая занимала его в ту минуту еще больше, чем всегда.
– Ни за что не поверю, что полицейский мог в одиночку обо всем догадаться. Ведь именно вы ему подсказали, не правда ли?
– Что? – довольно равнодушно отозвалась Амалия.
– В самом деле! – воскликнул доктор. – Когда вы поняли, что это он?
– Господа, я не Беренделли, – с улыбкой отвечала молодая женщина, – и не обладаю даром предвидения. Просто кое-что в словах адвоката заставило меня насторожиться.
– Он что, проговорился? – с любопытством спросил Александр Корф.
– Не совсем, – отозвалась Амалия. – Дело в том, что господин адвокат совершенно осознанно мне солгал. Когда я спросила его, что именно ему сказал Беренделли, он начал говорить всякие глупости и среди прочего признался, будто хиромант предсказал ему, что он женится на брюнетке, а не на блондинке.
– И что же из того? – высокомерно осведомилась Варенька.
– А то, – отвечала Амалия, – что хиромантия, может быть, и точная наука, но не настолько, чтобы на ладони можно было увидеть цвет волос будущей жены. Так что я поняла, что господин адвокат сказал мне неправду. Вопрос в том, ради чего он так поступил. Ну а когда мы нашли платок, я окончательно убедилась, что убийца – мужчина.
– Почему? – спросила Анна Владимировна, глядя на нее добрыми, влажными, полными любопытства глазами.
– Потому что в тот момент, когда убийца подобрал платок, он еще не мог знать, что совершит убийство, – пояснила Амалия. – Ведь господин барон порезал руку в самом начале вечера, и тогда же его невеста в спешке уронила платок, пытаясь его перевязать. Это было еще до того, как Беренделли начал гадать, и до того, как он во всеуслышание объявил о том, что среди присутствующих находится убийца. Вопрос: кто может подобрать платок хорошенькой девушки? (Варенька покраснела.) Уж точно не другая женщина, а мужчина. Точнее, нестарый мужчина, достаточно легкомысленный для того, чтобы сохранить у себя такую вещь. Помнится, мой кузен сильно удивился, когда я спросила у одного из подозреваемых, нравится ему мадемуазель Мезенцева или нет. Ну а потом, когда я поняла, что убийца высокого роста, я окончательно убедилась, что мои догадки верны. Оставалось лишь понять мотив. Что за убийство мог совершить Владимир Сергеевич Городецкий либо его брат? Они никогда не дрались на дуэли и вроде бы не были замешаны ни в чем предосудительном. Записная книжка убитого подсказала мне ответ, потому что там, где присутствуют большие деньги, можно ждать чего угодно.
– По-вашему, все преступления совершаются ради денег? – Варенька прекрасно понимала, что ей не удастся уязвить Амалию, но девушке очень этого хотелось, и ради мига собственного торжества, пусть даже эфемерного, она была готова на все, что угодно.
– Не все, – с улыбкой отвечала Амалия. – Но очень многие.
Тут вмешалась Анна Владимировна. Хозяйка дома объявила, что все закончилось, и слава богу, что закончилось именно так, и велела Глаше принести гостям кофе и бисквиты. Присутствующие заметно приободрились. Преображенский отошел к роялю и стал тихонько наигрывать какую-то мелодию, то и дело поглядывая на Вареньку, которая дулась и кусала губы. Амалия подошла к Билли и тихо заговорила с ним о чем-то. Какое- то время Венедикт Людовикович колебался, но под конец все же решился и подошел к молодой женщине.
– Госпожа баронесса… – Он кашлянул. – Я должен выразить вам мою благодарность, что вы… что вы… – Медик запнулся. – Что вы не стали предавать огласке мое прошлое, хоть и имели на то полное право. И… Сударыня, вы и сами не знаете, что сделали для меня!
– Полно, сударь, полно, – улыбнулась Амалия. – Я не сделала ничего особенного. Просто вы и ваши myst?res du pass? [35] сбили меня на мгновение с толку. А я не люблю, когда меня сбивают с толку. – Она вновь улыбнулась доктору и обернулась к Билли, который, как обычно, чрезвычайно внимательно слушал все, что говорила баронесса.
– Поразительный вечер! – восхитилась в нескольких шагах от них Евдокия Сергеевна. – Уверена, что еще долго не забуду его!
– Я тоже, – довольно сдержанно поддержал ее Иван Андреевич. Что ни говори, а ему было неприятно, ведь правда о его маленькой интрижке всплыла наружу. Однако Евдокия Сергеевна ничего не заметила.
– Удивительное приключение! Мы словно стали героями захватывающего романа!
– А роман стоил того, чтобы быть прочитанным? – с иронией осведомился барон Корф.
– Конечно же! – воскликнула тайная советница. – Теперь я точно знаю, что нельзя доверять страховым компаниям. И никто меня не убедит в обратном!
Мужчины обменялись взглядами, в которых сквозила некоторая растерянность. Что верно, то верно, женскую логику еще никому постичь не удалось. Исключая, конечно, самих женщин.
Глаша внесла поднос с чашками кофе и тарелочками, на которых лежал десерт. Иван Андреевич съел несколько пирожных и приободрился. Положительно, жизнь чертовски хороша! А ведь трое из числа тех, кто всего несколько часов тому назад сидел за одним с ним столом, уже никогда не будут лакомиться пирожными. Подумав так, он проглотил еще одно безе и выпил большую чашку кофе. Евдокия Сергеевна объявила, что не любит сладкого, и тотчас же, как коршун, набросилась на угощение.
– Я так волновалась, так волновалась! – сказала она в оправдание своего непостоянства.
Доктор поглядел на часы. Решив, что теперь не имеет значения, когда вернется он домой – в пятом часу утра или еще позже, – он уселся на диван.
– А я вам говорю, это очень опасно! – упрямо сказал Билли Амалии. – Что, если ваш план даст осечку?
– Не даст, – коротко ответила баронесса.
– Но я не уверен, что смогу…
– Сможешь. Потому что иначе мы никак не докажем… – Она оборвала себя и улыбнулась подошедшему Митеньке.
Юноша хотел сказать баронессе массу важных вещей. Во-первых, он собирался скрепя сердце похвалить того типа в очках, полицейского Марсильяка, который, судя по всему, приходится баронессе давним знакомым. Во- вторых, Митеньке очень хотелось, чтобы Билли куда-нибудь отлучился, а он без помех сумел бы поговорить с Амалией Константиновной о каких-нибудь высоких материях. Однако он сумел выдавить из себя лишь то, что его семья всегда будет рада видеть у себя баронессу и ее кузена («чтоб ему пусто было», прибавил про себя Митенька). В конце своей речи юноша чихнул и поправил очки.
Павел Петрович обсуждал с Иваном Андреевичем достоинства различных сигар, Анна Владимировна скользила среди гостей, предлагая кофе, сахар и пирожные, и одновременно успела приказать Глаше потушить в доме лишние лампы. Никита лениво перебирал клавиши и размышлял о том, какой чудный рояль он купит, когда получит наследство графини. Евдокия Сергеевна вцепилась в доктора, требуя немедленно объяснить ей, отчего у нее по утрам болит шея, и, вообще, можно ли считать здоровым петербургский климат. Варенька равнодушно оглянулась
