Сильвейра (одобрительно). Хорошо сообразил.
Сориано (Луне). А дона Исмаэля вы упредили?
Луна. Черт! Мне и в голову не пришло.
Сильвейра (задумчиво). По правде говоря, этот Моралес путает нам все карты.
Сориано. Кто-то должен задержать его на празднике.
Сильвейра. Да. Может, будет нелишним поговорить с Ларраменди.
Сориано. В девять мы наверняка застанем его дома.
Сильвейра. Ладно, хватит об этом мальчишке, поговорим о нашем деле.
Сориано. Языком молоть да болтовню слушать – этим я сыт по горло.
Сильвейра (словно не слыша). Значит, условимся так. Выходим отсюда – и каждый идет своим путем. Я двигаюсь к домам один и сам разберусь с доном Элисео.
Сориано. Так не годится. У меня к нему свой счет. Иначе говоря, иду с вами.
Сильвейра (холодно). Хорошо, парень. Пусть будет по-твоему. Луна и я останемся в укрытии, а ты полезешь в волчью пасть.
Сориано. Ладно. (Сглатывая.) И чем раньше, тем лучше.
Сильвейра (прежним тоном, словно его не прерывали). Коня оставишь под ивами. Подойдешь к двери и вызовешь дона Элисео. Только не стреляй, пока он не окажется прямо перед тобой.
Сориано. Добрый совет. Надо действовать наверняка. (Снова сглатывает?)
Сильвейра. И без суеты. Смотри не промахнись. Если тебя прикончат, мы с Луной дело доделаем.
Луна (хохотнув). Вот такой разговорчик мне по вкусу.
Сориано. Может, меня и убьют, но запомните, страха во мне нет, нет страха.
Сильвейра. Ну что? Пора!
Сориано. Пора. Только прежде я пропущу еще стаканчик. (Пауза, потом нервно.) Значит, встречаемся в девять у Ларраменди. И лучше бы нам теперь вместе не выходить.
Сильвейра (сухо). Как знаешь. Стало быть, в девять.
Выходят.
В трактире у забранного решеткой окна заканчивает обед Хулио Моралес. В окно видно дерево – омбу, которое растет на площади Онсе, на углу улиц Эквадор и Бартоломе Митре. Дощатый пол трактира устроен ниже уровня улицы. За другим столом, в глубине зала, невысокий крепкого сложения мужчина сидит перед пустой рюмкой, что-то говорит и беспорядочно жестикулирует. К столу прислонена белая трость.
Мужчина (очень хриплым и очень низким голосом). Еще рюмку, шеф. Да побыстрее, они вот-вот заявятся.
Официант невозмутимо обслуживает его. Мужчина залпом выпивает рюмку, вытирает рот тыльной стороной руки, встает, кладет на стол несколько монет и с грозным видом направляется к Моралесу. Но минует его, словно не видя и едва не задев. Выходит на улицу.
Официант (подмигивая Моралесу). Да, они вот-вот заявятся.
Официант. Негры. Обычно они являются после второй рюмки. Посмотрите-ка. (Показывает в окно.) Они чуть не прикончили бедного дона Лукаса.
Моралес смотрит туда, где растет омбу. Мужчина в одиночестве сражается с невидимым противником. Одну руку он поднял вверх, словно держит в ней пончо, закрываясь им как щитом; в другой у него зажат воображаемый кинжал. На кромке тротуара равнодушно сидит грузчик, он не обращает никакого внимания на эту сцену.
Официант. В конце концов он всегда берет над ними верх.
Моралес. Видно, вспоминает что-то, что с ним приключилось.
Официант. Здесь была площадь Дорог, и встретить можно было кого угодно. В семьдесят каком-то году зачастили сюда и негры из Морона, которые взяли за привычку напиваться вон в том казино, что на повороте к рынку. Потом отправлялись на площадь и досаждали прохожим до поздней ночи.
Моралес. Пока дон Лукас их не угомонил?
Официант. Да. Он был очень спокойным и воспитанным юношей, очень вежливым. Но эти негры стали вести себя так нагло, что однажды ночью он подкараулил их у того вон дерева и принялся дубасить на глазах у честной публики. Теперь на него жалко смотреть: выпьет рюмку-другую и давай снова сражаться с неграми.
Моралес. Жалко смотреть? Да, он старый, полусумасшедший, но никогда не забывает тот день, когда доказал, что он настоящий мужчина. (Поднимается и платит. У омбу сталкивается с доном Лукасом) Удачи вам, дон Лукас.
Мужчина (показывая на землю). Смотрите. У этого кровь пошла глоткой.
Опять ресторанчик, где устраивают петушиные бои. Сори а но закуривает. Подходит к стойке и заказывает канью. Со стаканом в руке задумчиво направляется к лестнице, ведущей в подвал. Роняет сигарету, и та падает вниз, на арену. Сориано провожает ее взглядом. Поворачивается. Видит себя в зеркале. Выпивает залпом канью. Снова смотрит. Мы видим стену, резную раму, отражение Сориано. В зеркале возникает новая сцена: слышен чей-то истерический смех; рядом с лицом Сориано – еще одно лицо,
