По исчезновению предмета страсти слабая половина устраивала поиски, часто с детективным расследованием на тему, что случилось с моим обожаемым. Залеты, или нежелательные беременности, такие поиски тоже мотивировали и соответственно стимулировали принятие заблаговременных контрмер с курсантской стороны.
Одной из мер была полная анонимность при встречах. Я не я и хата не моя. Да только трудно такое осуществить будучи в форме. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы по форме вычислить происхождение курсанта. Конечно, были и тут свои маленькие хитрости.
Я, например, хорошо помню, как оказался случайным свидетелем одного разговора двух курсантов- медиков в форме с парочкой симпатичных девушек на скамейке Летнего Сада:
Девушки: 'Ой, ребята, а откуда вы?'
Курсанты: 'Из Высшего Командного Училища Пожарной Охраны!'
Девушки: 'А что это у вас за эмблемки в петлицах?'
Курсанты сконфуженно оглядывают свои змейки, и тут один гордым голосом говорит: 'Это эмблемы курсантов-пожарников! Видите пожарный брандсбойд обвивает пожарную тумбу - водяную колонку'.
Ну что тут сказать? Первый и весьма грубый уровень конспиративной работы. Более основательным подходом было перед каждым увольнением перекрутить эмблемки-змейки на общевойсковую 'капусту' и перешить шеврон. Дел на пять минут, а уровень секретности сразу возрастает на порядок. При этом весьма патрульнобезопасный вариант - никто из патрульных офицеров никогда не догадывался, что эмблемы не соответствуют учебному заведению, указанному в военном билете. 'Мы так ходили, значит всем так надо' - была железная логика строевых офицеров. Другое дело, если нарвешься на офицера медицинской службы... Но этот случай сам по себе статистически представлял крайне незначительную вероятность. В общем бояться было нечего. Но в карамне лежал сам военный билет. Этот предатель выкладывал о своем хозяине сразу всё, вплоть до группы крови, и девочки об этом прекрасно знали.
Оставался самый последний путь - путь глубокоэшелонированной конспирации с полным легендированием. В таком случае, только короткая прическа выдавала в молодом человеке военнослужащего. Все остальное подлежало забвению. Человек получал новое имя, новую Alma Mater, новое место и день рождения, обычно сразу выпадающий на следующую свиданку, ну и разумеется, новый род войск и профессию. Кстати, последнее было прикрыть наиболее сложно - медицинские термины невольно выпрыгивали в разговоре, а потом требовалось долго объяснять, что твоя мама медсестра в Мухосранске, и что ты с самого розового детства вырос среди подобной терминологии. Разумеется, приходить на свиданку (особенно на всю ночь) по форме, имея в кармане обязательный военный билет, в таком случае было верхом безрассудства. Нет, такие дела делались чисто, без 'кротов'.
Самым надежным вариантом была индивидуальная работа нелегала. Такое соло почти 100%-но гарантировало нераскрываемость агента. Но при строго индивидуальном подходе имелся один ужасный недостаток - одному было работать намного скучнее, чем в паре, а лучше в тройке. Присутствие бОльшего числа законспирированных агентов сильно затрудняло внедрение, потому что народ начинал путаться в легендах, а по пьяне вообще какому-нибудь продажному двойному агенту с внезапным обострением спермотоксикоза всегда приходила мысль попускать девушкам странные намеки, типа: 'Да мы в нашей Мореходке и Фармакологию и Гинекологию учим! Ха-ха-ха...' Вот тебе и ха-ха-ха. Не дали одному, а влипли все. Полный провал целой агентурной сети.
Поэтому группа должна была состоять из близких, проверенных боем друзей. Заранее оговариваются тайные знаки и готовятся легенды. Клички лучше оставить как есть - иначе проколов не избежать. С фамилиями и отчествами просто - их называют при встрече, а потом ими не пользуются. Риск засыпки на фамилии минимален. Именно поэтому допускается использование чего-нибудь редкостного и изысканного для придания дополнительного шарма, типа: Роземир Феоктистович Стародворянских, Вольдемар Генрихович Геройцев, Святослав Ярославович Победоносцев и т.п. Абсолютно необходима как минимум двух-трехдневная практика-тренировка для их успешного освоения. К сожалению, после медицинской терминологии, проколы в использовании собственных имен стоят на втором месте. Необходим постоянный самоконтроль и контроль над ситуацией, чтобы исключить ситуации типа: 'Арнольд, Арно-о- ольд! Серёга, козёл, че молчишь, тебя же зову?' Другая опасность засыпаться - это реакция на чужое имя, как на свое, особенно если оно твое и есть. Например лежит Роберт с Зиной на кровати. Кто-то в коридоре орет: 'Петь, ты где?' А Роберт спрашивает Зину: 'Кто там меня ищет?' Ну что подумает Зина о Роберте?! Наверняка что-то заподозрит.
Из-за вышеперечисленных причин настоящие асы, способные демонстрировать высший пилотаж истинной конспирации, не жалели времени на коспирологическую подготовку и боевое слаживание агентурно-конспиративного подразделения перед каждым секретным внедрением в новую студенческую общагу. Тщательно планировались даже якобы незначительные моменты, подтверждающие легенду. Например, достойной операцией считалось надыбать где-нибудь китель с черными погонами и символикой артиллериста или строителя и один раз появиться в нем. Вроде увольнения не дали, пришлось убежать в самоход, вот тебе цветы, милая, но прости, надо бежать, буду вечером. В таких случаях, как у разведчиков и саперов - достаточно одной ошибки, и прощай малинник.
Какой бы мудрённой не была конспирология курсантской жизни, но провалы, к сожалению, бывали. Поэтому с самого начала сознательные курсанты просчитывали варианты провалов и заранее принимали меры по минимизации их последствий.
Сижу я как-то в 'аквариуме' помощником дежурного по Факультету. К окошку подходит симпатичная девушка: 'Пожалуйста, помогите! Мне срочно найти одного курсанта!'
В ее глазах стоит мольба, поэтому решаю помочь: 'Так, как зовут и какой курс?'
Девушка: 'Я точно не знаю, он, наверное, курсе на третьем-четвертом. По-моему на Факультете Гинекологии... Он прибалт, зовут его Максим Глютеус!'
ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫЕ ЗАПИСКИ
Мы объяснительные вонючками называли. Шеф наш, майор Коклюшин, заставлял нас вонючки писать по любому поводу. Этих пасквилей от нас самих на себя у него много накопилось. Уже на шестом курсе мне мельком в его сейф удалось заглянуть - надкушенное яблоко, початая бутылка коньяку и вонючек, как трудов у Пирогова! Всё с самого первого курса повзводно подшито и по годам разложено. Никогда и никому чужую объяснительную читать не доводилось, кроме одного случая, когда сам Автоковбой парочку вонючек пред строем зачитал.
В те выходные меня с субботы на курсе не было, пришёл только к построению в понедельник. Поэтому не знал, что дома творилось. Построение самое обычное, вроде залётов нет. Уже все расслабились, ждут 'разойдись' с секунды на секунду. Тут шеф вдруг приказывает: 'Курсант Сивохин, выйти из строя!' Ну Сив бах-бах по полу, выходит как примерный. Шеф опять: 'Курсант Миляев, выйти из строя!' Ну и Коля бах- бах, поворот через левое плечо. Все притихли, похоже разбором полётов пахнет. Достаёт тут Автоковбой две бумажки и начинает громко читать:
Я, курсант Сивохин, поехал на подлёдную рыбалку в Шувалово на Озерки. Был мороз и я крайне- опасно переохладился. В 'Птичнике' купил бутылку сухого вина, чтобы согреться. Приехав в расположение Академии рыбу решил отнести одной малознакомой женщине. Чтобы срезать путь пошёл через Парк Академии через забор. Пьян не был, матом не ругался, сопротивления патрулю не оказывал. Вину свою осознаю, обещаю исправиться. Дата. Подпись.
Я, курсант Миляев, придя с занятий почувствовал крайнее раздражение переходящее в гнев. Чтобы купировать мое нервное состояние принял одну таблетку седуксена, а чтобы заснуть - одну таблетку фенобарбитала. Перед сном решил поесть. Мне из дома прислали трёхлитровую банку виноградного сока,
