полосы от моих когтей шли вдоль всей груди Кшати. Но это скорее раздосадовало его, чем причинило боль. Единственным утешением мне мог служить лишь тот факт, что раны от когтей заживали на нем гораздо медленнее.
Глядя на руку, испачканную в собственной крови, вампир криво усмехнулся:
— Вот уж не думал, что дойдёт до этого.
— А ты думал, что я буду покорно стоять и смотреть, как ты пытаешься подчинить меня себе? Этого никогда не будет! — азарт битвы овладел мной, не оставляя место другим чувствам.
Прежде чем он успел хоть что-то ответить, я снова атаковала, прыгнув ему на грудь, пытаясь разодрать её в клочья. Руки Кшати упёрлись в меня, пытаясь отодрать от себя, но не слишком получалось. Я старалась прижаться к нему как можно теснее, царапалась и кусалась, пытаясь добраться до сердца или горла. При этом я почти не замечала ударов Кшати, сыплющихся на моё тело. Он хлестал по мне своей силой, как раскалённым кнутом. Да и руки не бездействовали. Конечно, на них не было звериных когтей, как у меня, но сила в них таилась о-го-го какая! У меня все бока и спина уже были исцарапаны. А наискось, через позвоночник, шла глубокая рана, будто ножом полоснули. Вот она-то полыхала болью практически нестерпимо. Но, чтобы заставить меня отступить, нужно было нечто большее.
Кшати взмахнул рукой, снова пытаясь скинуть меня. Но я провела обманный приём и ударила всем телом. Он не удержался и упал навзничь вместе со мной. Так удачно, что незащищённое горло вампира смотрело прямо на меня. Это был шанс. Или сейчас, или никогда.
Я уже изготовилась для удара, но что-то заставило меня остановиться практически в миллиметре от пульсирующей вены на шее Кшати. Его кожу пересекла лишь едва заметная царапина.
Я не могла! Будь все проклято, я не могла убить его! Любовь связывала мне руки. Но как же мне хотелось вырвать её из своего сердца!
Что же до самого Кшати, то он, видя моё замешательство, тотчас перешёл к действиям. Он просто отшвырнул меня. Пять секунд полёта, потом удар, от которого у меня искры из глаз посыпались, в ушах зазвенело, а где-то внутри что-то хрустнуло. Наверное, ребра. Оказывается, меня впечатало в стену. Да так, что, по-моему, на ней вмятина осталась. Больно было до чёртиков. А где-то рядом взвизгнула Ами.
Чтобы мне снова подняться на ноги, потребовалось время. Но даже когда я встала, меня покачивало из стороны в сторону, как лодку на волнах. Первым, что я увидела, была физиономия Кшати, на которой играла эдакая снисходительная улыбка.
— Ты не можешь меня убить, Лео. Ты все ещё любишь меня, я вижу это в твоих глазах. Так может прекратим это бессмысленное сражение? Вернись ко мне, стань моей. Покорись, и я забуду обо всем об этом.
Опять этот соблазн, в котором скрывалось обещанье исполнить все твои самые заветные мечты. Но примешивалось и ещё что-то, как ложка дёгтя в бочке мёда. Он знал, что я слаба, убедился в этом, так как у меня не хватило воли его убить. И если я покорюсь, то это будет вечной кабалой, хотя в некоторых смыслах и приятной. Но себя я потеряю навсегда. Я это ясно читала в его глазах.
Кшати приближался, а я продолжала стоять, вжавшись спиной в стену. Неужели у меня и правда остался только один путь? Никогда ещё я не была в таком тупике! А внутренний голос шептал: сейчас не время для чувств! Забудь о них! Борись! Ты прежде всего воин! Подумай, что будет не только с тобой, но и с другими, если ты покоришься!
Все эти мысли оглушали, я понимала их здравость, но ничего поделать не могла. Глаза Кшати сияли ликованием, он торжествовал, думая, что одержал верх, и был недалёк от истины. Но в этот момент в моем сердце было какое-то новое чувство, которое очень трудно было описать. Самым точным было бы сказать «свет». Ослепительно яркий белый свет, но не тёплый, а обжигающе-холодный и пугающий своим безразличием. Этот свет разрастался, вытесняя самое моё 'я'. Но самое пугающее было то, что это тоже была я. Новые грани личности выходили на свет, разрубая старые.
Меня словно отодвинули в сторону, и в то же время сделали главным действующим лицом. Где-то в моих мыслях всплыло лишь одно слово: «Ашана». И тотчас я переключилась в боевой режим. Все чувства, сомнения куда-то улетучились, оставив лишь ледяную решимость. Это пугало, но и завораживало своей мощью. Я растворялась в Ашане.
Моя рука просвистела быстрее мысли. Удар обрушился на Кшати. Его голова неестественно дёрнулась назад, и он рухнул навзничь, но тотчас вскочил. Из уголка его рта текла кровь, и мне хотелось, чтобы её было больше.
Вампир покачал головой.
— Я думал, мы выяснили, что все это бесполезно, — изящным жестом он утёр кровь кончиком манжета.
— А я так не думаю, — очень нехорошая усмешка заиграла на моих губах.
— Лео, не стоит. Ты хочешь, чтобы я тебя убил?
— Лео уступила место мне, Ашане, — снова злая усмешка. Я и правда чувствовала некоторое раздвоение, и в то же время казалось, что это и есть истинное положение вещей.
На лице Кшати отразилось искреннее недоумение. Он даже спросил:
— Ты о чем?
Рассмеявшись колким смехом ему в лицо, я проговорила:
— О, ты скоро узнаешь! Ты так старался разбудить моего зверя — считай, тебе это удалось. Ты разбудил спавшую многие жизни.
— И что теперь? — он все ещё не вник в смысл сказанных мной слов. — Думаю, мне понравится твоё новое 'я'.
Ухмылка и удар последовали почти синхронно. Моя рука погрузилась в его тело, прямо под рёбрами, на целую фалангу. Замешкайся Кшати, и я, вернее Ашана, могла бы вырвать его сердце. Но он был ловок, чертовски ловок. Схватив меня за горло, вампир снова приложил меня об стену, чуть не передавив гортань. На этот раз контакт был полным. Основной удар пришёлся на лицо и грудь. Я рассекла лоб, и кровь заливала левый глаз. Но я встала, вскочила, и снова бросилась на Кшати. Из глотки вырывался рык.
Удар, ещё удар. Призвав ветер, который, казалось, только этого и ждал, я ткнула им в грудь вампира. Он отлетел, будто я шандарахнула его молотом. Поднялся Кшати очень медленно. У него хлынула горлом кровь. Но не страх был в его глазах, а недоумение. Он не понимал, как я могла сотворить с ним такое. Его рубашка пропиталась его же кровью и превратилась в грязные лохмотья. Вампир содрал её с себя, прошипев:
— За это ты заплатишь! Страшно заплатишь, когда я подчиню тебя!
— О, какие далеко идущие планы! — от того, как это было сказано, у меня самой мурашки поползли по спине.
Глаза Кшати сузились, и тут рухнули последние барьеры, сдерживающие его силу. Меня будто бросили в пламя обжигающего, но холодного огня. И этот огонь бился о мою кожу, стараясь проникнуть внутрь, в самое сердце. Но мой ветер не пускал этот огонь. Не зная, сколько ещё сможет длиться эта ментальная битва, я ринулась в атаку, а за мной как шлейф тянулся щит из ветра.
Прыжок. Я выпростала вперёд руку. В этот раз мне удалось завершить начатое. Я вырвала сердце Кшати. Вырвала, как сорняк с грядки, и смотрела, как оно продолжает биться в моей руке. Такое горячее и влажное. Смотрела, не испытывая при этом ничего. Вот что было самым страшным!
Вампир лежал на спине, под рёбрами у него зияла страшная дыра. Как ни странно, сами ребра остались целы, и из раны вырывались свистящие звуки. Но Кшати был жив. Черт побери, он все ещё был жив!
Я держала его сердце в руках, а то место, где оно ещё совсем недавно билось, восстанавливалось, заживало. Это казалось невероятным, но так оно и было. Внезапно Кшати распахнул глаза. Непонимание и изумление в них сплелись со страхом. Выплюнув изо рта сгусток крови, он спросил, с трудом выговаривая каждое слово:
— Что ты такое?
Ашана рассмеялась лязгающим смехом, потом проговорила:
— Я воин Сейши-Кодар. Воин куда более древний, чем ты сам. Даже смешно, что ты так старался проникнуть в эту часть моей души.
Снова смех. Потом пальцы сами сжались, и сердце лопнуло, как перезрелый помидор. Я, а может и не совсем я, с брезгливым отвращением отбросила его ошмётки. Но рука осталась в крови. Не отрывая глаз от
