вампира, я вылизала её. Потом я склонилась над ним.
Рана на груди Кшати уже стала вдвое меньше, заживление шло очень быстро. А сам он пристально следил за мной. Вампир протянул ко мне руку, и она дрожала. Проведя рукой мо моей щеке, шее, он проговорил:
— Как ты можешь меня убить? — их уголка рта снова показалась кровь. — Я же… я люблю тебя, Лео!
Казалось, он говорил это искренне, но вот на дне его глаз промелькнуло что-то… что-то, что заставило воина во мне просто-таки взвиться. Вампир успел лишь чуть сдавить мою гортань, как я полоснула силой по его горлу. Ветер обратился в острейший клинок, который отсек Кшати голову напрочь.
Смотря, как голова катится по полу, я успела подумать: «Ну, вот теперь все. Все кончено». И словно в подтверждение сказанного, тело вампира обратилось в прах, закруживший по залу.
Я попыталась встать… и не смогла. Моё тело, моя душа словно вбирала в себя всю ту силу, что была тут пущена в ход, будто измерительная рулетка скручивалась. Внезапно я почувствовала себя полностью раздавленной. Каждая клеточка моего организма наполнилась болью, и вместе с тем происходило медленное осознание того, что же я натворила.
Когда все это с трудом уместилось в моей голове, из меня вырвался дикий крик. То кричала сама моя душа. Кричала, пока не обессилила. Я словно впала в безумие, молотила руками об пол, пока не разбила их в кровь. Боль слегка отрезвила меня, но оказалось, что шла она не только от рук. Болело все, буквально все. Поломанные ребра, исцарапанные бока и ноги, глубокая рана, пересекающая позвоночник. Черт знает, какие ещё у меня были травмы.
С трудом, спотыкаясь и стиснув зубы, чтобы вновь не завопить, я лишь с третьей попытки поднялась на ноги. Мой беснующийся дух попал в паутину апатии. Как далёкий гул я слышала стаю, которая, казалось, пыталась дотянуться до меня своей силой. Но мне было все равно. Как сомнамбула брела я по залу. Остановившись возле забившийся в угол Ами, я глухо проговорила:
— Идём. Идём отсюда, — она вытаращилась на меня, но послушалась.
Да. Уйти. Уйти отсюда прочь. Чтобы никогда больше не видеть всего этого. Никогда! Эта мысль как единственный огонёк удерживала меня на грани сознания, толкала вперёд.
Не помню, как вышла на улицу. Просто внезапно надо мной оказалось хмурое ночное небо. Небо… Потом хлынул дождь… или он уже шёл? Холодные капли обрушились на моё лицо, волосы, израненное тело. Мир будто исчез за этой мокрой безликой стеной дождя.
Где-то вдали маячил мой мотоцикл. А ведь я ставила его у самых дверей! Идти становилось все труднее. Тело ломило. Я пыталась найти ключи, и не могла. Может, они остались в том зале, вместе со штанинами брюк. Но я искала их с таким остервенением, будто жизнь от этого зависела. Потом я споткнулась и упала. Растянулась прямо на мокрой земле. Мир вокруг завертелся и исчез в темноте, сопровождаемый криком Ами, показавшимся почему-то очень далёким. Но мне было… все равно.
Глава 16.
Меня окружал свет, такой осязаемый, словно его можно потрогать. Не могу сказать, лежала я, стояла или что-то ещё. А открывать глаза категорически не хотелось.
Но вот рядом появилось какое-то движение, и глубокий приятный голос сказал:
— Мне кажется, мы с вами стали встречаться слишком часто. Я всегда рад вас видеть, Лео, но не таким образом. Это слишком опасно.
Я медленно открыла глаза и тотчас увидела обращённое ко мне обеспокоенное лицо. Оно было мне знакомо. Открытое, в обрамлении длинных золотых локонов, оно принадлежало идеально сложенному, как греческий бог, мужчине в серо-синем костюме с золотым кантом. Причём пиджак более всего походил на китель. Выглядел мужчина лет на двадцать восемь, но его глаза говорили, что ему гораздо, гораздо больше. Холодные, в которых отражалась глубина бездны и все время мира.
— Танат, — одними губами проговорила я. Хотя это не было его настоящим именем. Вернее, было одним из многих его имён. Он — Смерть в истинном смысле этого слова. И я, судя по всему, опять оказалась в его мире.
— Здравствуйте, Лео, — он улыбнулся.
Мы находились где-то, даже невозможно описать где. Казалось, не было ни верха, ни низа. Ничего. Один свет, цвет которого тоже не поддавался определению. Да я ничего и не чувствовала: ни холода, ни жара, ни боли. Ничего. А это могло означать лишь одно!
— Я… умерла? — слова вырвались как-то уж слишком просто.
— Пока нет. Но вы подошли к этой грани слишком близко. Гораздо ближе, чем в прошлый раз. Поэтому я и здесь. Пришлось прервать отпуск.
— Отпуск? — как-то в голове не укладывалось, что у Смерти может быть отпуск.
Моё изумление вызвало у Таната лишь загадочную улыбку. Потом он посерьёзнел:
— Не скрою, мне приятно с вами общаться. Но вам пора возвращаться назад, в своё тело. Иначе последствия могут стать необратимыми. Идёмте, я провожу вас.
Он протянул мне руку. Рука как рука. Я приняла её, и тотчас меня понесло куда-то вперёд. Я словно летела, летела сквозь ветер, пытающийся меня остановить. Последнее, что я подумала, было то, что Танат как-то изменился с нашей последней встречи. Потом меня куда-то засасывало, мгновенное чувство удушья, потом тишина.
Я распахнула глаза, ловя ртом воздух, как утопленник. Тотчас чьи-то руки легли мне на плечи, удерживая, не давая встать, а голос Иветты проговорил:
— Ну-ну, не дёргайся! А то швы разойдутся.
«Какие швы?» — хотела спросить я, но тут ко мне вернулись чувства, первым из которых была боль. Она окатила меня от пяток до макушки как раскалённый жидкий металл. Казалось, не было ни единой клеточки, которая бы не вопила о боли. Я еле перехватила готовый сорваться с губ крик. Сквозь стиснутые зубы просочился лишь стон.
Заботливые руки переместились на лоб, и стало чуть легче.
— Наконец-то ты очнулась! — снова проговорила Иветта. — Я боялась, что ты не выживешь. У тебя почти минуту сердце не билось!
— У меня все болит! — прошипела я, стискивая зубы, иначе завопила бы!
— Ещё бы! У тебя сломано четыре ребра, вывихнуто колено, вспорота спина чуть ли не до самого позвоночника, и это не считая многочисленных царапин, ушибов и кровоподтёков разной степени тяжести.
— А-а, — протянула я. Глаза слипались. Меня утягивало в сон, в исцеляющий сон оборотня.
Когда я проснулась снова, боль уже не была такой нестерпимой, а затаилась где-то глубоко в теле далёким гулом. Это обнадёживало. Одежды на мне не было, а на талии покоилась чья-то рука. Иветта спала рядом, мирно посапывая. Во сне она совсем не была похожа на грозного вожака вервольфов, но выглядела немного усталой. Я осторожно, стараясь не разбудить её, выбралась из кровати и пошла в ванную.
Осмотрев себя в зеркало, я поняла, что все не так уж плохо. Царапины и ушибы почти все зажили, ребра срослись. Лишь рана на спине давала о себе знать царапающей болью. Но и она выглядела лучше, чем должна была.
Моё тело излечивало себя, а вот душа… Медленно возвращалось ко мне осознание содеянного, и будто ледяная рука сжимала моё сердце. Как мне не хотелось убедить себя в том, что это была не я, а Ашана, ничего не выходило. Ведь Ашана я и есть.
Прижавшись лбом к холодному кафелю, я закрыла глаза. Казалось, я не выдержу этого! Хотелось хоть секунды покоя, но перед глазами продолжали возникать яркие картины битвы с Кшати.
Боже! Моё сердце словно танком переехали. Беда в том, что за рулём того танка была я сама. Не то, чтобы я жалела о содеянном, но почему мне так больно?
В такой позе, носом в кафель, меня и застала вошедшая Иветта.
— Ты так долго не выходила… Лео, что с тобой? Тебе нехорошо?
Её тёплая рука коснулась моего лба.
— Да нет, все нормально, — попыталась было отмахнуться я.
— А по-моему нет, — покачала головой волчица. — Что это? — она дотронулась пальцами до моей щеки, и на кончике одного из них замерцало что-то влажное. — Никогда ещё не видела, чтобы ты плакала!
